Читать «Военнопленные (Записки капитана)» онлайн - страница 145
Владимир Иосифович Бондарец
Через порог опасливо шагнул старик, худой и сутулый. Всмотрелся. Я поднялся навстречу. Увидев полосатый костюм, старик испуганно отшатнулся.
Малеин поспешил его успокоить.
— Не бойтесь! В доме есть солдаты?
— Солдаты?! Нет. Что им тут делать?
— Да, знаете, бывает.
— Нет, нет. А что вы за люди, откуда?
Коротко рассказали о происшедшем вчера.
— Сколько вас?
— Пятеро.
— Ну что ж, спускайтесь вниз, будем пить кофе. — Старик неожиданно улыбнулся. — Гости…
Внизу нас приветливо встретила розовая опрятная старушка. Кухню насквозь пронизало солнце. Аппетитно пахло печеным хлебом и чуть-чуть подгоревшим молоком. В широко раскрытую на улицу дверь вливался чистый солнечный воздух и щебет лесных пичужек; виднелся кусок ярко-зеленой земли.
Было непривычно и оттого чуточку тревожно. Казалось, мгновение — и… кончится радостная сказка.
Появились три молодые женщины и мальчик. С интересом, без страха рассматривали нас, потом одна принесла полотенца, мыло, пригласила умываться под краном во дворе. И сразу натянутость исчезла.
За столом было тесно. Старик обвел всех взглядом из-под седых редких бровей.
— Так. Десять человек. — И без всякого перехода представился: — Меня зовут Лоренц Вегман.
После завтрака Солодовников ушел на разведку в Баерберг — село, у которого нас бросил конвой. Там не было ни американцев, ни эсэсовцев. По узким уличкам сновали полосатые заключенные. В пожарном сарае лежали в ряд четыре убитых эсэсовца. В наспех брошенном хозяевами доме Юрий увидел приемник и, забыв обо всем, сгреб его в охапку, притащил в усадьбу Вегмана. С полчаса копался в нем, потом торжественно объявил:
— Москва! — и повернул регулятор.
Громко и отчетливо зазвучала русская речь. Комментировали первомайскую демонстрацию на Красной площади. И мы разом вспомнили: «Сегодня ведь Первое мая!» Обнялись крепко, по-братски. В глазах стояли слезы, и нельзя было говорить — боялись расплакаться: на этот раз уже от переполнявшей нас радости, от счастья.
А из приемника уже лилась чарующая мелодия, и красивый тенор растягивал слова незнакомой песни:
И действительность нам все еще казалась сном, но только весенним, счастливым, радостным.
За месяц мы поправились неузнаваемо, прибавили в весе, наверное, килограммов по десять каждый. И все никак не могли наесться. С сожалением отходили от стола и спустя час уже просили у старушки Вегман чего-нибудь поесть. Та только качала головой.
На хозяйских велосипедах мы с Юрием съездили в бывший лагерь. Там не было ни души. Валялись обрывки бумаги, матрацные стружки. Мусор лежал неубранным, казалось, лагерь был покинут очень поспешно.
Мы обошли блоки, стройплощадку, бывшие бараки гражданских рабочих и нигде не увидели ни одного человека. Не у кого было даже спросить, куда девались пленные. Так, ничего и не узнав, повернули в обратный путь.
По Мюнхену пробирались с трудом. Целые кварталы лежали в руинах. Развалин не разбирали. По ним вились узенькие пешеходные тропинки. А на уцелевших улицах — толчея: возвращались беженцы. Нескончаемой вереницей толкали впереди себя детские коляски с грузом, дети семенили рядом, ручонками цеплялись за материнские юбки. То и дело попадались поляки, французы, югославы — тоже с детскими колясками, нагруженными вещами. И на каждой коляске трепетал под ветром национальный флажок. Лица пленных улыбчивы. В глазах не было больше тоски. Они возвращались домой.