Читать «Богдан Хмельницкий и его характерники в засадах и битвах» онлайн - страница 11

В самый нужный момент с гетманского холма взвыли трубы и ударили литавры и на угол каре с флангов прямо на воронкообразно расширяющийся и расширяющийся гусарский клин ударили конные полки Ивана Богуна и Матвея Гладкого. Залитому черным дымом небу показалось, что сами демоны войны и смерти полетели на панцирных всадников отовсюду, и не было на казацких витязях никаких железных лат, а только стальные сердца и твердые руки с саблями.

Крылатые гусары попытались развернуть фронт на новых врагов, не успели и получили страшный казацкий удар. Гудело и лязгало железо, гремели выстрелы, частокол откатывающихся пик враз остановился и начался небывалый в Речи Посполитой разгром не знавшей поражения ее великолепной тяжелой конницы. В проклятиях и стонах гусарские палаши бились о казацкие сабли и одна за другой гибли польские хоругви. Вой, выстрелы, лязг оружия слились в невообразимый рев, и железных рядов крылатых гусар не стало. Дыра недавнего прорыва в казацком фронте быстро затягивалась полками Ивана Гири и Мартына Пушкаренко, а по всей линии боя к польскому лагерю под защиту пушек отползали расхристанные группы всадников, теряя и теряя бойцов, и слоистый дым волнами клубился над залитым кровью полем небывалой битвы.

За отступавшими поляками неостановимо двигался весь казацкий фронт и никак не давал опомниться гигантскому коронному войску, превратившемуся просто в вооруженную толпу. Хмельницкий видел, что разрыв между двумя линиями отступающих и атакующих вот-вот достигнет необходимых для открытия убийственного артиллерийского огня двухсот метров, и прямо в лоб накатывающимся казацким рядам от польских укреплений угрюмо смотрят сорок тяжелых орудий, чей залп дробью и картечью может легко положить в землю целое победное войско.

— Гей, хлопцы, в атаку, в победу!

Богдан поднял своего уже знаменитого аргамака на дыбы и боевой конь, захватив под копыта все огромное поле под холмом, чудовищным скачком ахнул вперед и полетел бурей прямо на почти готовые к смертельному залпу пушки, и уже летели за своим героем полки гетманского резерва во главе с Мартыном Небабой и Филоном Джеджалием. Над содрогнувшимся полем сражения раздался завораживающий грохот тысяч копыт боевых коней и изнемогавшие в бесконечной битве казаки все до одного увидели, как прямо на почти готовые смести их с лица земли коронные батареи двумя разлетающимися крыльями вынеслись великолепные запорожские полки и во главе их ураганом мчался казавшийся огромным всадник на белом коне, в длинном малиновом плаще-кирее и в шапке с двумя высокими страусиными перьями.

Над разом взорвавшимися казацкими рядами раздался тысячеустый рев: «Гетман! Гетман ударил! Хмель летит! Боже, увидеть и умереть!»

Опытные, обученные в Германии польские пушкари не могли оторвать завороженных глаз от бешено летевшей на них гетманской смерти и, вместо убийственного для казаков залпа, уводили артиллерию за земляные укрепления и вползали в лагерь вместе с ними разгромленные польские жолнеры. Резерв Хмельницкого во главе с гетманом ужасающе влетел в клубящееся страшное побоище у двойных лагерных ворот, и в многочасовой Корсунской битве наступил мгновенный перелом. Казацкие полки окружали польских всадников в железные кольца, исчезавшие прямо на глазах пораженного небывалым зрелищем неба, и дорывал и дорывал до шнура Богдан и его герои непобедимые в совсем недалеком прошлом конные хоругви. Запертые в лагере две тысячи украинских драгун смогли, наконец, пробиться к своим товарищам по оружию.

Пушкари все-таки увезли почти все не сделавшие ни одного выстрела орудия за окопы, но прямо перед ними шла страшная польская резня и от крылатых всадников неслось в надвинувшееся на них небо: «Подмоги! Подмоги! Подмоги!» Взбесившиеся всадники на взбесившихся лошадях рвались в лагерь очертя головы, давя своих, и бил им в лоб Богдан Хмельницкий с запорожцами, а слева атаковал Иван Богун с витязями, а справа угрожающе раскатывался Тугай-бей во главе моря татарских бойцов. Поляки давили своих в воротах и казалось, что не пышное и непобедимое шляхетное войско, а скаженное звериное стадо спасается от степного майского пожара. Жолнеры с выпученными от увиденного кошмара глазами толпой накрыли кипящий морем лагерь, и везде раскатывалось только одно слово «Спасайтесь!» и шляхетные гоноровые знамена летели в позорную грязь под копыта коней, на которых, как и на их разодетых еще всадников, упал ужас.

Везде лежали груды человеческих и конских трупов и толпы очумелых лошадей с пустыми седлами носились по насквозь залитому кровью полю битвы, доводя хаос сражения до немыслимого предела. Багровый диск уходившего, наконец, за горизонт солнца скрыли черные пороховые тучи, и битва прекратилась сама собой. Обозные собирали раненых и рыли братские могилы, видя, как железные хмельницкие клещи с трех сторон зажимают полубезумный и, конечно, отрезанный уже от воды польский лагерь, оставляя ему выход только к Гороховцам.