Читать «Антарктида» онлайн - страница 99

Донна Молина. Я так и знала! (Смех.)

Доктор (донне Молине). Правда? А я до сих пор не был в этом уверен. (Хохот.) Прошу, полковник, продолжайте. (Бурные аплодисменты.)

Полковник. Однажды я ехал в поезде. (Смех.)

Донна Молина. Какая гадость! (Хохот.)

Полковник. Мне было пять лет. (Смех, который далее раздается почти после каждой фразы полковника.) Я ехал в поезде, от Сантьяго до Вальпараисо, через всю страну. Причем я впервые ехал один! Я имею в виду, без родителей, с одной только няней. А надо сказать, что, как и все малыши в этом возрасте, я был в свою няню нежно влюблен. Это была миленькая девушка, совсем молоденькая, я был ее первым воспитанником. Моя няня казалась мне самой лучшей на свете, и я ею ужасно гордился, когда мы гуляли вдвоем в городском саду. А теперь нам предстояло целое путешествие! Я был совершенно счастлив. Ну, вы знаете все эти волнения и суматоху сборов. Я долго решал, что взять из игрушек: пистолет или саблю. Решил прихватить и то, и другое. Мало ли что может случиться в дороге! Потом мы ехали в автомобиле, и я палил в прохожих из своего пистолета и тыкал саблей в спину шофера, чтобы тот ехал быстрее. Наконец мы прибыли на вокзал. Шум! Толчея! Няня купила мне мороженое. И вдруг заиграл оркестр! Оказывается, мы путешествовали в одном поезде с вице-королем! Няня взяла меня на руки, и я видел, как вице-король прошествовал в свой лакированный вагон по красной ковровой дорожке, приветствуя восторженно ревущую толпу. Представляете, я видел вице-короля! На нем была дорожная полевая форма и камуфляжная треуголка с красным нутром, которое виднелось, когда вице-король салютовал своей шляпой народу. Все вскидывали руки и кричали „ура“, и я тоже. Мороженое вылетело из стаканчика, но на это никто не обратил внимания. Вверх полетели шляпы. Одна из них упала прямо на меня, я в восторге швырнул ее, и она покатилась прямо к сапогам вице-короля. Он почти наступил на нее! Я был совершенно счастлив! Светило ярчайшее солнце. Никогда в жизни больше я не видел, чтобы солнце светило так ярко. Наконец мы протиснулись в вагон, заняли места. В нашем купе, уткнувшись в газету, уже сидел какой-то штатский с желтыми, прокуренными усами. Я хотел было сразу зарубить его своей саблей, да няня не дала. Но я все время держал усатого на мушке. Наконец поезд тронулся! Перрон загалдел и двинулся мимо. Оркестр грянул гимн, и мимо окон, набирая ход, проплыли надутые лица и вытаращенные трубы музыкантов. Я глядел во все глаза. Мой детский взор тешило все, что ни мелькало за окнами, любая мелочь, особенно когда потянулись пригороды и трущобы с их странной, совершенно неведомой мне жизнью. Женщина в ночной рубашке развешивала белье в грязном дворе перед своей лачугой. Мужчина в пижаме писал прямо на стену дома. Полуголая, черная от солнца и грязи ребятня гоняла гордого, как гвардейский офицер, петуха в пыльном переулке. Старик с удочкой сидел у желтой от помоев реки. Ржавый остов разбитого грузовика торчал на берегу. Бродячая собака невозможной масти лаяла на попугая. Пьяница безмятежно дрыхнул в придорожных кактусах. Лама паслась на веревочной привязи, пожирая апельсины прямо с веток. Все поражало мое воображение. Потянулись поля и виноградники. Далекие отроги гор приблизились, и вдруг поезд тревожно загудел и со всего маха влетел в туннель. Стена мрака так плотно ударила по окнам, что я даже отпрянул. Темнота стала полной. Лишь изредка из ее глубин вылетал фонарь, озарявший на мгновения недра вагона. И вот, в один из этих проблесков, я вдруг узрел совершенно фантастическую картину: моя прелестная няня и этот гадкий усатый господин слились в самом страстном, в самом возмутительном поцелуе! Тьма вновь нахлынула, и в следующий проблеск все уже было как обычно: няня занималась своим рукоделием, а господин с усами продолжал в темноте пялиться в свою газету. Эта поразительная сцена мелькнула так быстро, что показалась мне сперва лишь вспышкой моего возбужденного воображения. Но затем я стал припоминать подробности, которые так ярко врезались в мою память, что просто не могли лишь привидеться. Например, то, как ее рука вцепилась в клетчатый рукав господина. Или ее глаз, безумно глядевший куда-то во тьму над его ухом. Или этот рыжий, прокуренный ус, точно приросший к нежной няниной щечке. Наконец поезд с грохотом вылетел на солнце. По ту сторону хребта сразу дала себя знать близость моря. Потянулись пальмовые рощи. Замелькали чистенькие особнячки. Солнце поблекло за дымкой. Весь этот мир за окнами с его богатством и бедностью теперь виделся мне, точно в ином свете. В Вальпараисо я сошел с поезда другим человеком. Встречавшие меня родители даже испугались, настолько я был серьезен и молчалив, и когда я глядел на няню, то мне все время мерещились рыжие усы над ее губой. Впрочем, я и до сих пор не совсем уверен, что видел то, что видел. (Публика стонет от смеха.)