Читать «Антарктида» онлайн - страница 103

Доктор. Не столь важно место, сколько то, что с помощью этого гипотетического органа человек смог бы достичь полного блаженства физически, без каких-то фантастических — религиозных, литературномузыкальных или водочно-коньячных — ухищрений. Я уверен, что человек может чувствовать восторг естественным образом и всем своим существом. Мы обязаны чувствовать то, что нам обещает каждый наш вздох, шаг и взгляд, но что мы в силу нашей ущербности не способны воспринять физически, а потому вынуждены лишь угадывать, лишь предполагать это блаженство, удовлетворяясь теми бледными тенями, которые рисуют нам наши зрение, слух, осязание, а пуще всего — наше донельзя распаленное всеми этим призраками воображение.

Донна Молина. Но я вовсе не хочу быть блаженной. (Смех.) Это что же, получается, что я и на стул присесть не смогу, не испытав блаженства? (Смех.)

Полковник. Да уж, как-то это у вас, доктор, слишком просто выходит, раз — и блаженство! (Смех.)

Донна Молина. А что же вы молчите, лейтенант? Оказывается, вы страдаете лишь из-за того, что не способны испытать физического удовольствия? (Громкий смех.)

Лейтенант (в зрительный зал). Смейтесь! Смейтесь надо мной, господа! (Смеются.) Я смешон! Я действительно смешон! О, донна Молина! Какая досада! Какая досада, что вы не одна! Что мы с вами не одни на всем белом свете!

Полковник рявкает таким оглушительным чихом, что слышно, как чайки с громкими воплями разлетаются по округе. (Хохот в зале.)

Полковник (приходя в себя). Какое блаженство! (Смех.)

Полковник вновь чихает, приседая и почти падая от своего чиха. (Зал захлебывается от восторга.)

Отец Донато. Полковник, да вы, кажется, пьяны! (Смех.) Вы же на ногах не стоите!

Полковник. Я? Пьян? А вот поглядите-ка!

Полковник принимается танцевать куэку. Все находящиеся на сцене хлопают ему в такт. Зал подхватывает.

Архитектор. Смотрите! Солнце заходит!

Все бросаются к перилам.

Донна Молина. Какая красота!

Доктор. На мой взгляд, слишком пышно. Похоже на богатые похороны. (Смешок в зале.)

Донна Молина. Ну прекратите же, наконец, доктор! Я же отлично знаю, что на самом деле вы не такой. Вы замечательный, чуткий, душевный человек! Мы все такие замечательные и чуткие люди! И вы, полковник (смех), и вы, святой отец, и лейтенант, и Фарамундо, и даже это чудовище Абелардо. (Смех.) Мы все милые, замечательные люди! Так отчего же мы не можем быть счастливы? Просто счастливы! Сами собой! Как этот закат над морем. Без всяких безумств и объяснений! Почему мы все время лишь в поисках, лишь в ожидании своего счастья, которое, кажется, вот оно — рядом, совсем на виду, как этот закат, и как этот закат — иллюзорно и недостижимо!

Отец Донато. Я могу объяснить вам, почему. Буквально одним словом. Это очень просто. Это так просто, что меня даже удивляет, что никто до сих пор не может догадаться. Все дело в том, что…»

Какой-то шум раздался на улице, и отец Донато со вздохом оторвался от исписанного мелким, конспиративным почерком листа папиросной бумаги, вытер выступившие на глазах слезы счастья, прошел к окну и осторожно заглянул за занавес. Конец света был в самом разгаре. Небо с одного края светилось красным. Не то в последний раз светало, не то разгоралось зарево над разрушенным реактором, и в этом багровом свечении по улице метались какие-то тени, восторженно размахивая руками.