Читать «Искры» онлайн - страница 12
Михаил Дмитриевич Соколов
— Поезжай, сынок, до вечера вернетесь, — сказала Дарья Ивановна, зная, что, если Яшка не поедет, быть ссоре.
Яшка молча переоделся, запряг лошадей, и у Нефеда Мироныча легче стало на душе. «Нет, не вышел сын из повиновения. И не выйдет», — с удовлетворением подумал он, взбираясь на лобогрейку.
— Не к добру это, сынок! Таки в христов день, в воскресенье да еще анчихристовой творенией хлеб божий косить? Не езди, сынок, — советовала Нефеду Миронычу старая Загорульчиха, шамкая побелевшими морщинистыми губами.
— Вы все одно как малое дите, мамаша. Отец Аким кропил ее крещенской водой: какая ж она антихристова?
— «Отец Аким»… Знаю, как он кропил! — намекнула бабка на макитру топленого масла и полсотни яиц, что отослал попу Нефед Мироныч.
…Яшка ехал молча. Он видел, как отец, словно каменный, сидел на сиденье, слышал, как он вполголоса что-то подсчитывал, но у Яшки были свои заботы: он упорно думал об Оксане.
Он знал ее с прошлого лета. Еще тогда она произвела на него большое впечатление и оставила в его памяти веселый взгляд своих лучистых зеленоватых глаз. Яшка хорошо знал разницу между собой и Оксаной и, вероятно, забыл бы о ней, как забывает прохожий яркий цветок в поле. Но вот она опять явилась перед ним, как видение, и душа Яшки вновь затрепетала от волнения. «Что это? — мысленно спрашивал он и отвечал — Это моя жизнь… Но… ведь я простой казак!» — с великим огорчением думал он, и его охватывала неистовая злоба на отца за то, что тот не учил его, единственного сына, и он, Яшка, вынужден сейчас сам наверстывать потерянное и пополнять образование чтением книг.
Досадуя на отца, Яшка незаметно подстегивал левого дончака, нетерпеливо дергал вожжами, стараясь перевести лошадей на крупный шаг, чтобы скорей доехать до тока и, отделавшись от отца, вернуться в хутор. Норовистый жеребец то порывался перейти на рысь, то дергал из стороны в сторону, сбивая шаг другого, и лобогрейка шла неровно, кривым следом бороздя пыльную дорогу.
А Нефед Мироныч и не замечал этого. Упершись подбородком в держак вил и расставив ноги, он сидел с закрытыми глазами, и перед ним одна за другой мелькали картины его жизни. Вот у него всего одна кобыла и пара быков… вот он засевает двадцать десятин, выгоняет на водопой четыре пары быков… вот робко, с опаской, кладет в сберегательную кассу первую тысячу рублей… Наконец у него гурт скотины, косяк донских лошадей, сто двадцать десятин земли, лобогрейка… И ему, будто во сне, чудится: стоит он, как могучий дуб в мелколесье, и без ветра склоняются перед ним низкорослые чахлые деревья.
От толчка он вздрогнул, открыл глаза. Навстречу все бежали и кланялись бесконечные колосья хлебов, шелестели светлоянтарными длинными остями, словно приветствовали вступление на поле новой, железной силы. А ведь ради них, необъятных колосков этих, привез Нефед Мироныч эту единственную на всю округу красавицу машину, ради них он едет на ток в воскресный день, чтобы вдали от людей, от завистливых глаз их, порадовать сердце настоящей ее работой, испробовать ее на тучном хлебе, еще раз проверить свои расчеты. И не доехал Нефед Мироныч до своего участка, не вытерпел — до того медлительно нудно тянулось время.