Читать «Введение в лингвофольклористику: учебное пособие» онлайн - страница 80

Александр Тимофеевич Хроленко

Давно уже подмечено, что каноническое искусство, оставляющее, казалось бы, ничтожную возможность для индивидуального начала, тем не менее способствует изобретательности в области формы, стимулирует своего рода творческое «соревнование» мастеров, следование традиции становится творческим состязанием мастера с предшественниками и последователями [Конявская 2000: 85]. В таком соревновании и возникают уникальные элементы формы и языка, изменяющие даже такую устойчивую структуру, как жанр.

Идея идиолектности была близка известным собирателям произведений устного народного творчества и фольклористам. В очерке «Олонецкая губерния и её народные рапсоды» А.Ф. Гильфердинг отмечает: «Кроме местных влияний, в былине участвует личная стихия, вносимая в неё каждым певцом; участие это чрезвычайно велико, гораздо больше, чем можно бы предполагать, послушав уверенья самих сказителей, что они поют именно так, как переняли от стариков» [Гильфердинг 1895]. Аналогичный вывод сделан на материале эпической традиции Югославии [Лорд 1994]. Успешно исследовалась типология искусства севернорусского былинного сказителя [Черняева 1976].

К.В. Чистов на примере знаменитой плакальщицы И.А. Федосовой показал, насколько подвижен текст причети и как зависит он от условий записи, на которые чутко реагирует творческий индивид. Диапазон изменений огромен – от отдельных стихотворных вставок, стихотворной или прозаической экспозиции до глубокого преобразования всего текста, превращения обрядового текста в плач-поэму [Чистов 1993: 99].

Такое приметное свойство былинных текстов, как синонимические пары, по мнению Ю.А. Новикова, не только проявление специфики поэтического языка, но и способ незаметного и безболезненного обновления лексики эпических песен, ибо наряду с устаревшими или диалектными словами содержат их «переводы», более употребительные и понятные синонимы. Через свои идиолекты новые поколения сказителей «омолаживают» словарный состав эпических текстов [Новиков 2000: 83–84].

Индивидуальное видится даже в фольклорных произведениях, исполняемых коллективом. П. Флоренский на страницах книги «У водоразделов мысли» так описал свои впечатления от народного хорового пения. «…Полная свобода всех голосов, «сочинение» их друг с другом, в противоположность подчинению. Тут нет раз навсегда закреплённых, неизменных хоровых «партий». При каждом из повторений напева, на новые слова, появляются новые варианты как у запевалы, так и у певцов хора. Мало того, нередко хор, при повторениях, вступает не на том месте, как ранее, и вступает не сразу, как там, – вразбивку; а то и вовсе не умолкает во время одного или нескольких запевов. Единство достигается внутренним взаимопониманием исполнителей, а не внешними рамками. Каждый более-менее импровизирует, но тем не разлагает целого, напротив, связывает прочней, ибо общее дело вяжется каждым исполнителем – многократно и многообразно. За хором сохраняется полная свобода переходить от унисона, частичного или общего, к осуществлённому многоголосию. Так народная музыка охватывает неиссякаемый океан возникающих чувств, в противоположность застывшей и выкристаллизовавшейся готике стиля контрапунктического. Иначе, русская песня есть осуществление того «хорового начала», на которое думали опереть русскую общественность славянофилы». Это явление философ назвал термином гетерофония [Флоренский 1990: 30–31].