Читать «Теория языка: учебное пособие» онлайн - страница 110

Возникает вопрос о соотношении количества информации, отправляемой и получаемой по обоим каналам – речевому и неречевому. Известный французский писатель-моралист XVII в. Ларошфуко полагал, что в звуке голоса, в глазах и во всём облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов. Философ О. Шпенглер считал, что при передаче душевных движений, которые совершенно не поддаются описанию, велика роль взгляда или еле заметных жестов. Они – настоящий язык души, который непонятен для непосвященных. Слово, как звук, как элемент поэзии, сможет установить эту связь, но слово, как понятие, как элемент научной прозы, в этом отношении совершенно бессильно [Шпенглер 1993: 389].

По мнению современных специалистов, несловесный канал в процессе общения передаёт слушателям информации больше, чем канал словесный. «Всего одно слово, произнесенное в группе близких людей, несмотря на свою внешнюю неопределенность и неоднозначность, может представлять собой гораздо более точное сообщение, чем целые тома тщательно подготовленной корреспонденции, которой обмениваются два правительства» [Сепир 1993: 212]. Правда, количественные показатели сильно колеблются, но во всех случаях важность паралингвистических и паракинесических средств в общении несомненна. Автор книги «Правда о жесте» Ф. Сулже утверждает, что при разговоре люди словам придают лишь 7 % значимости, интонации – 38 %, а мимике и жестам – 55 %. Один жест может полностью изменить смысл произнесенных слов. Сказанное устно при помощи манеры, тона, темпа и обстоятельств в очень большой степени само себя истолковывает, констатирует известный философ [Гадамер 1988: 457].

Психологи утверждают, что удельный вес паралингвистических сигналов особенно велик в первые 12 секунд разговора – он составляет 92 % всего объёма сообщаемой информации. Лишь 8 % приходится непосредственно на слова, которыми мы обмениваемся. Специалисты по переговорам считают, что успех делового контакта зависит от того, насколько слова соответствуют несловесным сигналам [Наука и жизнь. 1992: № 12: 50]. Столь большие возможности паракинесики объясняются тем, что мимика и жест – элементы богатого аналогового (непрерывного во времени) языка.

Особенно ярко свои коммуникативные возможности паракинесика проявляет в таких видах искусства, как пантомима и хореография. Когда слушатель не знает языка говорящего, возможности паралингвистики и паракинесики особенно ощутимы. Паралингвистика стала пружиной сюжета рассказа К. Чапека. Его герой – чешский дирижер, не знающий английского языка, приехал в Ливерпуль и стал невольным свидетелем разговора мужчины и женщины. Слов он не понимает, но как опытный музыкант по интонации, по ритмике хорошо понимает суть разговора, в котором голос мужчины у него ассоциируется с контрабасом, а женщины – с кларнетом. «Слушая этот ночной разговор, я был совершенно убежден, что контрабас склонял кларнет к чему-то преступному. Я знал, что кларнет вернётся домой и безвольно сделает всё, что велел бас. Я всё это слышал, а слышать – это больше, чем понимать слова. Я знал, что готовится преступление, и даже знал, какое. Это было понятно из того, что слышалось в обоих голосах, это было в их тембре, в кадансе, в ритме, в паузах, в цезурах… Музыка – точная вещь, точнее речи» (Чапек К. История дирижера Калины).