Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 180

После недельного путешествия по Андалузии мы с мужем вернулись к исходной точке и поселились в той самой гостинице, в которой должны были жить с самого начала. На сей раз наша комната была такой крошечной, что для того, чтобы из ванной попасть на балкон, надо было пробираться по занимавшей всю ее площадь кровати. Зато балкон был великолепный. В сущности, это просторная терраса, с мраморными перилами и полом, уставленным горшками с миниатюрными апельсиновыми деревьями. Улица, над которой она нависала, была такой узкой, что окна дома напротив находились от наших перил на расстоянии двух вытянутых рук, но они были всегда наглухо закрыты деревянными ставнями, и сквозь щели не пробивалось ни лучика, ни звука.

Последний наш вечер в Севилье был грустным. Уезжать не хотелось до слез. Мужа, как всегда в последний день отпуска, начали одолевать мысли о работе, я с тоской вспомнила о неоконченном рассказе, ждавшем меня в Нью-Йорке. Вместе с нашим настроением испортилась и погода. Всю неделю было тепло, но не жарко. Дни были долгие, ясные, вечера прозрачные, а тут, будто для того, чтобы смягчить нам тяжесть расставания, небо затянулось тучами, и мелкий дождик на цыпочках побежал по узким улочкам старого города. Шумный туристский район затих. На всем, как сказал Тургенев, лежала печать какой-то трогательной кротости.

За несколько минут до отъезда, когда чемоданы были уже упакованы, счет оплачен, но такси еще не подъехало, муж прилег отдохнуть, а я вышла на террасу. Окна напротив по-прежнему были закрыты, но сквозь щели в ставнях сочился слабый свет и доносилась приглушенная музыка. Это был струнный квартет Баха. Музыка так соответствовала моему настроению, что уже в который раз за это путешествие я подумала, что кто-то сверху осыпает меня незаслуженными подарками. Мне было грустно, но я переживала редчайшее состояние, которое можно было бы назвать «блаженством бытия». Музыка проникала мне в самую душу, каждая секунда была сладостной, терпкой и полновесной, как последние глотки драгоценного вина. Я с наслаждением вдыхала запах дождя, цветущих деревьев, остывающего от дневного зноя камня и, как всегда в минуты счастья, жалела о том, что рядом со мной нет дочери.

А еще я вспоминала маму, город, в котором мы с ней жили и который в отрочестве я так наивно считала похожим на Севилью. Сейчас в здании севильской табачной фабрики находится университет – один из самых красивых в Европе, а в наших смолкших орехово-зуевских ткацких фабриках бродит призрак коммунизма, ржавеют станки и шныряют крысы.

Я думала о том, что мечтала когда-то удрать из этого города хоть на край света, на Дальний Восток или на БАМ, но, даже оказавшись в Америке, не смогла полностью вырваться из его цепкой хватки. Он стал главным персонажем моих рассказов, но не его я считаю своей родиной. Настоящая моя родина – русская литература. Как другие, оказавшись на чужбине, с нежностью и благодарностью вспоминают своих родственников, так я вспоминаю любимых писателей и точно знаю, что дожила до этого момента лишь благодаря своей неразрывной связи с ними.