Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 172

Ольга Исаева

Когда мы протиснулись внутрь, ни о каких сидячих местах, конечно, уже речи не было. Скомандовав: «Не отставай!», я рванула к сцене, которой служил невысокий квадратный помост, на котором по краям стояли стулья, видимо, предназначенные для музыкантов. За одним из них, сбоку от сцены, я и пристроилась. Я помахала мужу, чтобы он пробирался ко мне, но нас разделила толпа, и, будучи человеком исключительно вежливым, он только руками развел.

Меж тем народу все прибывало. Скоро зал уже напоминал автобус моего детства, только никто никуда не ехал и все курили. Со всех сторон на меня давили, шум стоял страшный, дым ел глаза, ожидание перевалило за все мыслимые пределы, праздник не начинался, и я стала приходить в отчаяние. На мужа я больше не оглядывалась, чтобы не натыкаться на его сочащийся укором взгляд. Я и сама себя упрекала, но что-то (не то упрямство, не то предчувствие чуда) не давало мне тронуться с места.

Вдруг все вскипело – на сцену вышли и стали рассаживаться музыканты. На стул, за который я держалась, уселся маленький пожилой дядечка. На меня так давили, что грудь моя поневоле нависла прямо над его лысиной. Он оглянулся, но, увидев мое бедственное положение, улыбнулся и сказал что-то ободряющее: мол, не робей, облокачивайся, я – мужик крепкий, сдюжу.

Долго-долго, так, что на глазах у меня стали вскипать слезы, музыканты настраивали гитары, казалось, им и дела нет до изнывающей от нетерпения публики, – но вот первая пара вышла на сцену, и зал затаил дыхание. К моему огромному удивлению, это были старики лет семидесяти. То есть было вообще не понятно, как им в голову пришло танцевать, но оказалось, что фламенко может быть скупым на движения и говорить не только о страсти, но и о старости, о сладости утекающей меж пальцев жизни, о памяти юности, о скорби, о прощении, о боли нестареющей души, заключенной в капкан умирающего тела. Глядя на их полные достоинства движения, я готова была разрыдаться. Такого танца я еще никогда не видела.

Олэй!

После стариков на сцену вышли две немолодые женщины и с затаенной болью стали рассказывать о том, что женщинам в любом возрасте хочется любви, что «темный, жадный взгляд желанья» пробивается из-под опущенных ресниц даже тогда, когда у их обладательниц нет никакой надежды на то, что на него кто-нибудь ответит. Но если найдется смельчак, его ожидает такая щедрая, безрассудная, искренняя, ни на что не посягающая и все оправдывающая благодарность, какой никогда не получить от девчонок с их тугими, как у резиновых кукол, телами и наполненными тщеславием головами!