Читать «Белосток — Москва» онлайн - страница 72

Эстер Яковлевна Гессен

Леня демобилизовался и возобновил учебу в институте в 1985 году, как раз в первый год перестройки, — пока он служил, мы успели похоронить одного за другим трех генеральных секретарей КПСС: Брежнева, Андропова и Черненко. Генсеком стал Михаил Горбачев, и с тех пор обстановка в стране стала меняться буквально изо дня в день. Можно по-разному относиться к Горбачеву, но нельзя отрицать тот факт, что именно проводимые им реформы привели к коренному изменению обстановки в Европе, да и во всем цивилизованном мире. В СССР же перемены ощущались на каждом шагу, причем в самых различных областях. В частности, покинувшие страну эмигранты перестали считаться изменниками родины. Я бы долго еще об этом не знала, потому что пресса как-то обходила данный вопрос молчанием, но вдруг, в первом квартале 1987 года, пришло письмо от Саши, который писал, что они бы хотели всей семьей приехать на несколько недель в Москву. Это стало возможным, но нужно приглашение от кого-нибудь из родителей. Мы начали совещаться. Сашиного отца уже не было в живых, он умер еще до их отъезда, в 1980 году. Елкина мама сказала, что мечтает о приезде детей, но, если она станет оформлять приглашение, ее муж, Елкин отчим, специалист по ядерной физике и сотрудник Международного института ядерных проблем в Дубне, мгновенно вылетит с работы. Оставалась одна я. Я тоже не сомневалась, что меня тут же уволят (для оформления приглашения требовалась характеристика с места работы за подписями главы учреждения, секретаря партийной организации и руководителя профсоюза), но решила, что это меня не остановит. Я давно перешагнула пенсионный возраст, Сергей и вовсе был уже на пенсии, так что ему ничто не угрожало, а для меня перспектива увидеть сына и внуков была важнее продолжения работы. Товарищи по редакции пытались меня отговорить от этого шага и очень за меня переживали, но я была непреклонна, напечатала на машинке текст характеристики с рекомендацией оформить мне приглашение и пошла с ним в кабинет заместителя главного редактора Бочкарева (главный был не то в отпуске, не то на больничном) с таким чувством, с каким, должно быть, солдаты во время войны бросались на амбразуру. Бочкарев выслушал меня и, к моему несказанному изумлению, тут же подписал характеристику, говоря при этом: «Представляю, как вы соскучились, столько лет не видя сына». Ну а партийное и профсоюзное начальство, обнаружив под характеристикой подпись Бочкарева, без лишних слов последовало его примеру. Когда я вернулась в нашу комнату, где все меня с волнением поджидали, и рассказала, как было дело, они поначалу думали, что я шучу. Никто не верил, что наше руководство может так себя повести в данной ситуации. И вот тогда-то я по-настоящему убедилась, что времена изменились до неузнаваемости.

Оформление приглашения и пересылка его в США заняли несколько месяцев. Потом Саша с Елкой довольно долго ждали, пока советское консульство в Вашингтоне пришлет им въездные визы. Наконец все формальности были позади, и Саша сообщил, что они приедут в начале 1988 года. Пошли недели радостного ожидания и приготовлений, и тут вдруг нас постигло несчастье: 18 декабря 1987 года внезапно умер Сергей. Правда, ему уже было семьдесят шесть лет, но он был здоров, ни на что не жаловался. В тот день вышел утром за покупками, но плохо себя почувствовал и вернулся домой. Я была на работе, после обеда, как обычно, позвонила Сергею, однако он ничего мне не сказал о своем состоянии. Придя вечером домой, я увидела Сергея лежащим на диване, рядом сидел Леня, недавно вернувшийся из института, и приглашенная им соседка-врач. Обследовав Сергея, она сказала, что не видит ничего угрожающего, обыкновенная аритмия, но посоветовала в случае ухудшения самочувствия вызвать скорую помощь. Мы уложили Сергея в постель, поужинали, он заверял нас, что чувствует себя уже совсем нормально, потом вдруг захрипел и потерял сознание. Когда, буквально через двадцать минут, приехала вызванная нами скорая помощь, он уже не дышал. Врач поставил диагноз: обширный инфаркт. Это был для всех нас ужасный удар. Особенно страдал Леня, необычайно привязанный к отцу. О себе я уже не говорю — мы прожили с Сергеем в любви и согласии более четверти века, а теперь меня ждала одинокая старость. Похоронили мы Сергея в Шереметьевке, на сельском, но большом и ухоженном кладбище, на краю леса. От нашей дачи до кладбища всего минут пятнадцать ходьбы, и летом я часто там бываю. Сижу на скамейке под кустом жасмина, гляжу на надгробие с вмонтированной фотографией и предаюсь воспоминаниям.