Читать «Белосток — Москва» онлайн - страница 45

Когда я назавтра пришла, Иванова усадила меня за письменный стол и дала заполнить анкету, совсем не похожую на те анкеты, которых я в поисках работы уже заполнила десятки и которые, как правило, помещались на четырех страницах. Тут страниц было больше двадцати, целая тетрадь. В самом начале полагалось расписаться в том, что меня предупредили: в случае указания ложных сведений я буду привлечена к уголовной ответственности. Затем я стала отвечать на вопросы. Они касались не только меня, моего мужа и родителей, но и дедушек, бабушек, дядей, тетей, двоюродных сестер и братьев — где живут, чем занимаются и т. д. Учитывая, что у моего отца было семнадцать, а у мамы девять братьев и сестер и, к счастью, отнюдь не все дожидались в Европе начала войны, часть из них еще в 1920-е и 1930-е годы эмигрировала в США, Канаду, Австралию и Палестину, мне было о чем писать в этой анкете. Я, правда, не знала, живы ли они все и что делают, так как уже лет десять у нас не было с ними контакта, но их имена, фамилии и страны проживания я помнила. И в растерянности сказала Ивановой, что мне, пожалуй, нет смысла заполнять анкету — при таком количестве родственников за границей меня все равно на работу не примут. Но та ответила: «Брось, пожалуйста! С этими языком нам человека с приличной анкетой не найти. Ты по крайней мере молодая, а тем немногим, кого удалось разыскать до тебя, было всем под шестьдесят, что для нас полностью отпадает». В общем, я просидела над анкетой часа два, справившись с этим, написала под диктовку Ивановой заявление с просьбой зачислить меня на должность переводчика с иврита, и она куда-то вышла с моими бумагами. Через некоторое время вернулась со словами: «Все в порядке, тебя утвердили. Теперь осталась последняя формальность: медицинская комиссия. Она у нас очень строгая, поэтому, если у тебя какие-нибудь нелады со здоровьем, скажи, я поговорю с заведующим нашей поликлиникой, чтобы не было никаких неприятных сюрпризов. Мы в тебе очень заинтересованы». Высокие требования медицинской комиссии в этом ведомстве нетрудно было объяснить: пенсии по старости и по инвалидности были при Сталине такими мизерными, что их едва хватало на хлеб. Только Хрущев в середине 1950-х пересмотрел эту систему и повысил пенсии. Но в НКВД, а затем в МВД в полном соответствии с известной истиной, что в СССР все равны, но некоторые равнее, пенсия после ухода на покой была немногим ниже получаемой раньше человеком заработной платы. Неудивительно, что туда брали на работу только молодых и совершенно здоровых. Увы, обо всем этом я узнала слишком поздно. А тогда я заверила Иванову, что являюсь образцом здоровья. Это соответствовало истине лишь за одним маленьким исключением: у меня с рождения плохо видит левый глаз, и я всю жизнь читаю только правым. Я и сама долгие годы не имела об этом понятия, потому что совершенно этого своего недостатка не ощущала. Узнала я о нем только в начале войны, когда мне проверили зрение на курсах шоферов. Но тогда никто не придал этому особого значения, и неудивительно, что я напрочь об этом забыла. Да если бы и помнила, вряд ли сочла бы нужным предупредить Иванову: ведь меня брали не в снайперы, а в переводчики.