Читать «Озябшие странники» онлайн - страница 87
Дина Ильинична Рубина
— Клен! — провозгласила Вера. Мы пали ниц.
Затем долго молча и почтительно любовались черными колками, отполированными чьими-то пальцами, изящно вытянутыми эфами, аккуратным подбородником, пробовали канифольную шершавость струн…
Тогда я впервые в жизни подумала, что сокрушительный провал в моих отношениях с музыкой, вполне вероятно, был обусловлен неверным выбором инструмента. Может быть, я вообще струнный, а не клавишный человек? И даже не смычково-, а щипково-струнный? Может быть, ухо мое тоскует по долго замирающему звуку тронутой струны, а левое плечо всю жизнь ждало легкой тяжести альта или даже тяжелого изгиба арфы?
В прорези эфы мы углядели внутри хрупкого тела альта наклейку: «Мастер Георгий Шуб. Алма-Ата. 1973 г.».
— Да… — сказал мой муж. — Не Генуя. И не Кремона.
— А какая тебе разница? — спросила сестра. — Звук прекрасный.
Она держала альт как балалайку и пощипывала струны.
— А смычок? — спохватилась я.
— Смычок — это отдельное предприятие, — сухо возразила сестра. — Это еще несколько тыщ. Могу устроить. Хотите?
Она достала свой собственный смычок, провела им по струнам, извлекая один за другим сильные волнующие звуки — обрывки известных скрипичных пьес.
— Какой огромный… — пробормотала я почти благоговейно. — Альт-акселерат…
Было в его теле нечто освобожденное, устремленное вдаль, я бы даже сказала — улетное. Возможно, из-за отсутствия смычка, — ибо любая трость, занесенная над чем бы то ни было, всегда становится палкой надсмотрщика…
* * *
Вскоре моя сестра покинула Россию. Она уезжала в Израиль через Польшу, поездом, захватив с собой только скрипку и небольшой саквояж. Ее сын, мой единственный племянник Боря, должен был приехать позже, когда она
Однажды (ему было года четыре) моя сестра обмолвилась, что я сижу в доме творчества.
— Что это — дом творчества? — спросил мальчик.
Моей сестре некогда было вдаваться в эту совершенно неинтересную тему, и она сказала:
— Ну… это такое место, где писатели творят.
— Что творят? — насторожился Боря.
— Что хотят, то и творят, — легко ответила его торопливая и занятая мама.
— Что хотят — творят?! — потрясенно переспросил Боря. — Они там на ковер какают?!
Очевидно, подобное действие в Борином воображении было проявлением высочайшей духовной свободы.
Когда он вырос, его замечательно устойчивый характер явил еще одну привлекательную черту — невозмутимость и доброжелательное приятие всех сумасбродств близких.
Словом, Вера уехала и стала слать из Израиля восторженные письма. «Какое это счастье, — писала она, — жить в своей стране и чувствовать себя равной со всеми…»
* * *
У нас еще оставалось немного денег — заплатить в ЖЭК за ремонт квартиры, которую мы оставляли государству. Иначе нам не давали справку — заветную индульгенцию, без которой в те годы евреев не отпускали босых по миру.
На вывоз альта — нашей главной надежды и достояния — тоже требовались разные документы; его, как заключенного, щелкали и в фас и в профиль, к нему прилагалась официальная бумага, мнение компетентной комиссии министерства культуры. Помнится, в очередях министерства я с трепетом ожидала отказа на вывоз такого высокоценного инструмента. Однако советские чиновники довольно легко и равнодушно выпустили эту птицу на волю…