Читать «Сталин. Путь к диктатуре» онлайн - страница 120

— Ну вот и спасибо, что воевали за такую советскую власть, товарищ Сорокин, — высказал я официальным тоном свой вывод Сорокину, как будто он следил за незримой работой моего мозга и лично нес ответственность за нынешний режим.

— У каждого народа бывает, как сказал немецкий мудрец, только такая власть, какой он достоин. У прусских юнкеров ее жестокость компенсировалась их рыцарством, а у наших кремлевских башибузуков — подлость затмевает жестокость. Я должен тебя разочаровать — за власть этих подлецов я не воевал. Но если она сегодня временно утвердилась, Гегель глубоко прав — мы ее достойны. Если в миллионной партии нет двух десятков Тарасов Бульб, которые могли бы сказать: «мы тебя родили — мы тебя и убьем», значит, мы все подлецы. Но идеалы нашей революции так же мало повинны в практике сталинцев, как Христос в жестокостях средневековой инквизиции. Вывод? Поскольку «Тарасов» нет, а с корабля первыми бегут сами «капитаны», то остается только уйти в глубокие катакомбы, как шли первые христиане в Риме. Это оккупация нас, партии и страны, полицейскими штыками внутренних иностранцев. Она будет продолжаться ровно столько, сколько нам необходимо времени, чтобы выстрадать собственную подлость.

Так рассуждал Сорокин. «Новая философия» Сорокина не оставляла никакого сомнения в том, что безоговорочная капитуляция бухаринцев на происходящем съезде — уже решенный вопрос.

Сорокин не был готов к капитуляции, как и десятки других людей из его окружения, но это были люди без ярких и больших имен в партии и стране. Как раз для «революции сверху», для того «государственного переворота», о котором мечтал Сорокин, нужны были не столько яркие лозунги, сколько громкие имена.

«Капитаны» (лидеры группы Бухарина) решительно отказались дать для этого свои имена. Все еще юридический председатель Советского правительства — Рыков — не хотел стать им и фактически. Все еще гигантский авторитет в партии — Бухарин — испугался собственного авторитета. Власть Сталина, которая с осени 1929 года до поздней весны 1930 года переживала глубочайший кризис, была спасена не мудростью сталинцев, а доктринерством бухаринцев.

Мне напрашивается на язык слово «трусость». Но я не хочу быть несправедливым. Величайшим трусом всех времен и народов даже Сталин стал только после своей победы. До нее он так же смело и безоглядно рисковал своей жизнью, как и его нынешние противники. Нет, это не были трусы. Это были рабы общего их со Сталиным учения — «социальной революции», «диктатуры пролетариата» и «социализма». Разница заключалась в том, что Сталин, придя к власти, просто бросил все это в мусорный ящик истории, а бухаринцы все еще хватались за мираж.

Мы сидели долго и как бы подводили итоги крушениям наших иллюзий. Это были итоги бесславной гибели последней оппозиции в ВКП(б). Что же касается моих личных политических и «психических» невзгод, то Сорокин меня «успокоил», что атаки на меня в связи с создавшимся на съезде положением не прекратятся до моего публичного отказа от своих мнимых ошибок.