Читать «Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны)» онлайн - страница 57
Алексей Владимирович Тарновицкий
Ага. Выходит, этот наглец только разыгрывал непонимание. Боже, как далеко до ночи…
— Ты что, решил, что я собираюсь к тебе прийти? — презрительно усмехнулась она. — С чего ты взял? Павлик! Павлик! Нам пора! Да оторвись ты уже от этого Зевса!
— Гера.
— Какой Гера?
— Это не Зевс, это Гера, — смущенно повторил Ким, чувствуя ее растущее раздражение. — Зевс вон там, в углу… А вон там Афина и Артемида…
— Да хоть пеламида… — зловеще прошипела Анька. — Ребенку пора есть и спать. Павлик! Если ты сейчас же не перестанешь обниматься с Герой и не подойдешь к маме, я не знаю, что я с тобой сделаю!
Она прибежала к нему этой же ночью, едва дождавшись, когда дети заснут. Над ночью висела полная луна, полная забытых обещаний, невысказанных слов и неясной тоски. Во тьме кустов верещали цикады, громко и отчаянно, как перед концом света. Но даже их сверлящий треск не мог заглушить грома ночной тишины, оркестра подавленных вздохов, скрипок шелестящего шепота, литавры тихого счастливого смеха. Любовь правила бал-маскарад в ночном городе, и сны спящих детей подпевали ей из распахнутых настежь окон. И лишь старики, ворочающиеся бок о бок с бессонницей в постелях своего последнего одиночества, лишь они пытались образумить обезумевший от желания мир.
— Остановитесь, одумайтесь! — бормотали старики, смаргивая влагу со слезящихся глаз. — В темноте все выглядит иначе. Еще несколько часов, и настанет день, и в его свете дворец обернется конурой, высокая драма — низменным фарсом, а герой-любовник — скучной дешевкой. Что станется тогда с вашим сердцем, источающим сейчас любовный нектар? Кровью умоется оно, кровью горя, гноем разочарования и утраты…
Только вот кому есть дело до стариков, до их надоедливого занудства, когда по городу, раскачивая бедрами, шествует карнавальная похотливая ночь, ночь-триумфатор, ночь-шлюха, ночь-любовница…
Анька еще издали увидела, что калитка слегка приоткрыта. Перед тем как войти, она остановилась перевести дух. После быстрой ходьбы сердце отчаянно колотилось в ребра… или не от ходьбы?.. Вдох, еще вдох. Круглая луна выжидающе разглядывала ее в монокль, удивлялась: «Чего же ты ждешь? Разве не думала об этом с самого утра, не считала минуты? Разве не бежала сюда сломя голову?»
Думала, бежала — все правильно… И все же — сколько горькой сладости таится в этом последнем промедлении, в этом намеренном, дразнящем оттягивании решительного момента! Словно взводишь пружину, заряжая ее дополнительной силой с каждой протекшей секундой, долгой и томительной, как год. Как тогда, на подножке поезда, в виду ночной неведомой станции: спрыгнуть?.. — не спрыгнуть?.. Анька сделала глубокий вдох и толкнула калитку.
Он сидел на низеньком табурете в трех метрах от входа. Сидел и ждал, ждал ее.
— Ты что тут сидишь? — шепотом спросила она. — Наказали?
— Тебя жду, — тоже шепотом ответил он.
— Давно ждешь?
— С тех пор, как вы ушли.
— А если бы я не пришла? Так и умер бы на этом табурете?
— Не знаю. Может, и умер бы.
Анька повернулась к калитке и задвинула щеколду. Спросила, не оборачиваясь: