Читать «Станцуем, красивая? (Один день Анны Денисовны)» онлайн - страница 24

Алексей Владимирович Тарновицкий

— Улететь еще полдела, — обиженно проговорила она, — вопрос, куда приземляешься. Мягкая посадка, Ируля, бывает только у героев-космонавтов. В Репино-то твой Маринин, небось, без жены отдыхал. Полетал на тебе, а потом домой, на свой законный дельтаплан.

«Сказать? Не сказать?» — посомневалась Ирочка и, отбросив сомнения, выпалила:

— Он разводится, понятно? Он сделал мне предложение! Только никому не говорите, это пока что большой секрет…

— Разводится?! — округлила глаза Машка. — Сделал предложение? И ты у него, выходит, будешь седьмая… Прямо как у Синей бороды. Ох, берегись, Ируля. У него в черном-пречерном замке есть черное-пречерное подземелье, а в подземелье черная-пречерная дверца с черным-пречерным замком, и ровно в черную-пречерную полночь черная-пречерная рука…

— А-а-а! — вдруг дурашливо завопила Анька, и девушки, вздрогнув, разразились хохотом.

Зависть — не зависть, а все тут друг другу свои, родные. По злобе чего только ни ляпнешь, как только ни ужалишь, но, по сути-то, делить им нечего. Сходные у всех страхи, похожие радости, типовые несчастья, общая судьба. Отчего же вместе не посмеяться, не выплеснуть тревогу из взбаламученной души, как серую мыльную воду из стирального тазика… Когда Машка Минина, загасив сигарету, вышла из курилки, Анька обняла Ирочку за плечи, притянула к себе, зашептала в ухо:

— Никого не слушай, мать, только себя. Живот свой слушай. Если там хорошо, то на все остальное наплевать. Жизнь короткая, сколько в ней любви будет, никто не знает. Бери, пока дают.

Вот Ирочка и берет, берет полной горстью.

Последнего обитателя комнаты зовут Боря Штарк; его стол стоит в самом неудобном месте, справа от двери, на проходе к «Приюту убогого чухонца». Подобное небрежение к человеку не может не удивлять, учитывая солидный, за пятьдесят, Борин возраст и двадцатисемилетний стаж работы в отделе. Боря пришел сюда молодым специалистом еще в середине пятидесятых. Говорят, что когда-то он был похож на Валерку Филатова — тоже вечно что-то придумывал и тоже работал за весь отдел. А потом, по словам Роберта, еще заставшего те времена, потух. Но не это является причиной его нынешнего незавидного положения.

Боря сидит в отказе. Он подал на выезд три года назад. Если бы контора была режимной, то ему пришлось бы уйти сразу после подачи заявления. Но в «Бытовухе» на увольнении не настаивали, хотя, как водится, осудили и заклеймили. До сих пор, рассказывая об этом собрании, Робертино волнуется больше обычного:

— Да и как было его, дурака, не заклеймить? Я вот тоже выступил, не удержался. Ты, говорю, понимаешь, что уезжаешь из отдела победившего коммунизма? Вникни, Боря… А он стоит, чуть не плачет. Понимаю, говорит, но ничего не могу с собой поделать. Зов предков. Представляешь, Соболева? Ты, говорю, Боря, знаешь, где предки находятся? В земле! Ну ладно, допустим, они такие дураки, что зовут своего потомка к себе в могилу. Но ты-то неглуп, Боря! Ты-то живешь при коммунизме! Эх, Соболева, Соболева…