Читать «Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести» онлайн - страница 206

«Ты что ж, — рычу, — Иван Силыч, век хочешь сидеть на позорной доске со своим животноводством?» — «Уж не ты ли, — говорит, — сделаешь его другим?» — «А ты полюбопытствуй у матери, сколько наша корова давала и сколько теперь дает». — «А сколько?» — «А в мае двенадцать литров, теперь двадцать пять».

Иван Силыч к матери: «Не брешет ли Юрко?»

Она ему: «Как начал корову пасти, вошла в полную силу скотинка!»

Я ему: «А ты молоко попробуй». Он пробует. «Ай-да-да-да! Четыре процента жирности, голову кладу». — «Бреши, — говорю. — Четыре с половиной, сам носил молоко в лабораторию!» — «Чудеса, — пожимает плечами Иван Силыч. — Неужто и наше стадо таким могло бы быть?» — «Через год, будь покоен».

Сладились. Только Иван Силыч предупредил: «Такого заработка, как в мастерской, не жди». — «А я такое заработаю, Иван Силыч, что ни за какие деньги не продается и не покупается. Только тебе этого не понять…»

— Ну что ж было потом? — спросил я.

— А что? В прошлом году, — он лениво сплюнул, — вместо доски позора, — доска Почета. Вы же понимаете, к скотинке подход нужен. Иная корова ласки ждет, другая злобится невесть с чего, а ты ее усмири; третья только к одной траве имеет вкус; четвертая отдохнуть хочет побольше. У меня их сто шестьдесят, я каждой коровы характер знаю; и характер, и на что она способна. И коровы меня, так сказать, приняли. Я животное никогда не ударю, это зверство — бить существо… Да вон, поглядите, шерсть у всех словно шелк, морды приветливые… Это гнусная сказка, будто нет животного глупее коровы! Только ее понимать надо. А этому я научился, не хвастаясь скажу… А уж что я стал вольным человеком на этом приволье, куда и вы душой стремитесь, — это, пожалуй, самое главное. — Юрко помолчал и, чуть покраснев, добавил: — И, вроде вас, читаю столько, сколько сроду не читывал… — Он вытащил из объемистого заднего кармана штанов томик Бернса в переводе Маршака. — Наизусть выучил все, что тут. Особо же Пришвина люблю. Тоже был на природу воодушевлен, ах, как пишет…

— Но не век же вам пастухом быть, — заметил я.

— Ясно. С осени начну учиться. Заочно, в зоотехническом.

— Ну, а что ж зимой делаете?

— Как что? При скотине, конечно! Зимой дел хватает. Молодняк пойдет, теляточки. Так-то я люблю смотреть на их мордашки, умора!

Солнце стояло в зените и поливало полыхающим жаром луг, реку и заречье, подернутое лиловато-сизой дымкой. Все притихло в природе. Замолчали птицы, даже неутомимые кузнечики, томясь от пекла, примолкли, и бессильно поникли жидкие ветви старых-престарых ив. Яркие солнечные блики играли на воде, лениво плескалась рыбешка, неподвижной статуей замер на противоположном берегу рыболов — толстый, полуголый дядька в соломенной шляпе. Где-то далеко прогрохотала машина.

Солнечный луч блеснул на позолоченном кресте церквушки; блеснул и исчез. Знойно, душно…