Читать «Шутиха. Фантастические произведения» онлайн - страница 82

Генри Лайон Олди

— Мама... это очень хорошо, что ты приедешь.

— Конечно, хорошо. И пусть домком посмеет хоть полслова вякнуть! Мы с тобой будем в одной комнате спать, а этот, твой... Короче, он в другой. И все будет отлично!

— Мы будем спать каждая в своей комнате. Пьеро ночует в коридоре, на коврике. Или на кухне. Он говорит, на кухне хорошо. Там едой пахнет.

— Настя, ты с ума сошла! Он простудится! Заболеет! Ты читала контракт? В случае болезни шута...

— Я ему говорила, мама. А он ни в какую. На коврике, и все, хоть тресни. Приезжай, мама...

— Мирон уже сигналит. Люблю-целую!

— Приезжай...

ПЕСЕНКА ЗА КАДРОМ

(Пока ветер, притворяясь спаниелем, гонит пыль по асфальту...)

От чего умирают шуты? От обиды, петли и саркомы, От ножа, От презренья знакомых, От упавшей с небес темноты. От чего умирают шуты? От слепого вниманья Фортуны. Рвутся нервы, как дряхлые струны, Рвутся жизней гнилые холсты. От чего умирают шуты? От смертельного яда в кефире, От тоски, От бодяги в эфире, От скотов, перешедших на «ты», Оттого, что увяли цветы, Оттого, что становится поздно Длить себя. Умирают серьезно, Лбом в опилки, Как падают звезды... А живут — а живут, как шуты.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ШУТКИ В СТОРОНУ, или КВАРЕНЗИМА НЕ ПРОЙДЕТ!

Глава десятая

«УБОГИЙ ЗА ПАЗУХОЙ»

Дивный аромат. Мелодичное шкворчание в соль мажоре. Это яичница. Она жарится. Колокольный перезвон. Сладкий, малиновый. Это посуда. Она дребезжит. Сонет Шекспира «Увы, мой стих не блещет новизной...» на мотив «Каким ты был, таким ты и остался». Смех. Это Пьеро и Настя.

Они веселятся.

Кто-то шепчет о прелестях сна. Пуховых, мягчайших.

Это древний грек Морфей. Он в ампулах.

— Мама, вставай, на работу опоздаешь!

Ушат ледяного счастья рухнул на сердце: ребенок давно на ногах и занят общественно-полезной деятельностью. Это Настя-то! Которая, если не разбудить ее пинками, дрыхнет до полудня! Попытка припомнить, бывало ли, чтобы дочь вставала раньше матери, увенчалась крахом. Что ж, все однажды случается впервые, как утверждал Гарик, пытаясь совладать с забитым унитазом.

Утро выдалось чудное, пряча за пазухой гранату сюрпризов. Гороскоп понедельника обещал «наведение порядка в делах своих и там, где не просят». На карнизе, норовя клюнуть друг дружку в глаз, насмерть схватились два голубя, озверевших с голодухи. Один серый, другой белый. Два веселых птица. Это, как общеизвестно, ворон ворону глаз не выклюет, а голубь голубю — запросто! Отдав должное агрессивности символов мира, Шаповал подошла к окну. Спугнула пернатых забияк, оперлась о подоконник.

Во дворе обнаружилась знакомая и оттого вдвойне гадкая личность: потомственный инвалид Берлович собственной нетрудоспособной персоной. Потап Алибекович, трагически заломив бровь, внимал кузнечику-человечеку с патологически гладкой, как бильярдный шар, прической. Общий силуэт кузнечика показался смутно знакомым, но когда, на миг отвлекшись, женщина вновь глянула в окно, инвалид уже пребывал в одиночестве. Зато с ветки клена напротив в ожидании подачки требовательно ворковали два одноглазых голубка с черными пиратскими повязками.