Читать «Пасынки восьмой заповеди. Маг в законе» онлайн - страница 398
Генри Лайон Олди
Раньше я ее слушалась, а теперь — не хочу!
Да, конечно, Он выглядит как садовник, работает в нашем парке — но я-то знаю: на самом деле Он притворяется! Конечно же, за Ним охотятся, Его хотят убить — и Он вынужден скрываться под маской садовника. Но здесь, у нас, Ему ничего не грозит! А если кто-то посмеет Его обидеть, я скажу папе, папа позовет своих жандармов, и злого обидчика упекут в острог!
Я стою у окна. Думаю об этом. Смотрю на Него; улыбаюсь своим мыслям. Мне хорошо — ведь я знаю, что могу быть Ему полезной, могу прийти к Нему на помощь, если понадобится...
Вечереет. Длинные синие тени протянулись от кипарисов через всю лужайку, перечеркнули ее темными полосами. Он еще там, внизу, я различаю Его фигуру — но меня зовут ужинать. Да, конечно, я иду, иду — вот только еще совсем немножко постою у окна...
...Сегодня я коснулась Его! О, это было... нет, не так. Скажу проще: это было! Меня всю пронзила сладостная дрожь, и на миг привиделось... стыдное... Только мне стыдно не было! Он обернулся, увидел меня — и застыл! Он... Он тоже любит меня! Я знаю! Я хотела сказать ему об этом, но меня схватили за руку и пытались увести прочь! Эта несносная тетушка Хорешан! А еще она сказала Ему такое! такое!.. она сказала: пусть Он уходит! пусть больше тут не появляется! не смеет, никогда, никогда!..
Тетушка Хорешан, ты дура! и я вовсе не жалею, что дала тебе пощечину!
Потом... потом я плохо помню. Набежали какие-то люди, трогали меня, хватали, дергали — а я кричала им: не надо меня успокаивать! дайте быть рядом с Ним! и все будет хорошо! Все будет...
Туман наплывает, окутывает меня, пробирает до костей промозглой сыростью. Холодно. Мгла вокруг сгущается, стылая, безумная мгла, сумасшедшая...
...сумасшедшая. Я — сумасшедшая. Теперь я это знаю. Раньше, в детстве, у меня случались приступы, а между ними я была просто «сложный ребенок». Теперь вся моя жизнь — один сплошной приступ, черный кошмар безумия. И лишь иногда бывают моменты просветления.
Как сейчас.
Как сейчас?
Раз я понимаю, что со мной творится — значит, сейчас, по крайней мере, я в здравом уме.
Это ненадолго. Скоро меня вновь накроет горная лавина помрачения — и я забуду себя, пока не очнусь... когда? где? надолго ли?!
Говорят, Бог не прощает самоубийц. Я искренне надеюсь, что для меня Господь сделает исключение, хотя умирать очень страшно. Особенно сейчас, когда я — это я. Но жить ТАК — еще страшнее; а покончить с собой в другом состоянии я просто не смогу. Мое безумие цепляется за жизнь куда сильнее, чем я сама.
...Я давно приметила этот нож. Прости меня, папа, прости, мама, прости, тетушка Хорешан — я...
Папа, пожалуйста, не надо! отпусти меня! отдай нож! убей меня! Я не хочу, не хочу, не хочу!..
— Вставай, Томочка!.. ну все, уже все... вставай...
— Федя... Ф-феденька! в-вставай! Ну вставай... ж-же! Они... они ушли, в-все... Феденька! Вставай... п-пожалуйста...
Не встает. Лежит, не шевелится, не слышит — как мама тогда, в гробу. Только ветер кудри шевелит.