Читать «Нарушители равновесия. Если смерть проснется. Печать на сердце твоём» онлайн - страница 648

Иными стали люди, другой становилась и земля. Полуденная Сурь мало чем отличалась от Ории, разве что говор у людей был иным. Здесь же, ближе к Белому Крому, Згуру начинало казаться, что он попал в совсем другую страну. Да так оно и было — Полуночная Сурь издавна жила отдельно, и лишь полвека назад вой великого кнеса присоединили полуденные земли.

Вначале Згура поразили лапти. Здесь их носили все, даже те, кто жил не в жалких полуземлянках, а в добротных бревенчатых избах. Избы тоже стали другими — большими, с ладными срубами, зато неимоверно грязными. Грязь была всюду — под лавками и на лавках, на столах и даже на лапках шустрых тараканов, которые дружными стаями бегали по стенам и земляным полам. Тараканов не трогали, почему-то считая, что они приносят счастье.

Счастье приносили не только тараканы. Мыться здесь не любили, зато охотно опрокидывали полные братины, причем не только крепкие мужики, но и «женки» и даже сопляки-мальчишки. Пили не мед, не пиво и не вино, а нечто напоминающее грязную воду. Пойло издавало чудовищную вонь, зато валило на землю с трех глотков. Именовалась оно «курилкой» или «самобулькой». Пробовать «самобульку» Згур не стал и другим заказал — уж больно мерзко пахла. Венеты же пили с радостью и охотно брали ее в уплату вместо серебра.

Под «самобульку» хозяева становились разговорчивы — пока не падали с лавок. Згур слушал и поражался. О войне, конечно, помнили, но как-то вскользь. Война была на полдне, здесь же интересовались другим. Впрочем, понимать, чем именно, было затруднительно. Вначале Згуру казалось, что и венетская речь стала совсем иной, не такой, как в Лу-чеве. Помог Сова, объяснивший, что речь в Полуночной Сури та же, разве что выговор немного другой, но через

каждое слово местные венеты вставляли ругательство — покруче и позабористей. Оттого и понять трудно. Згур подивился, но рассудил, что в здешних землях, вероятно, нежити избыток. Вот ее и отпугивают от порога.

Слушать же местных было странно. Чаще всего говорили о «женках», да так, что не только Згур, но и видавшие виды фрактарии начинали краснеть до ушей. Бедняга Яр-чук, наверно, сошел бы в этих местах с ума — или кидался бы в драку после каждой услышанной фразы. Кроме «женок» и «самобульки», почти ни о чем не говорили, а когда все же начинали, то Згур поражался еще больше.

Ругали — смертно «лаяли» — скоморохов. Повинны оказались несчастные певцы да плясуны в том, что не угодили иереям Вознесенного. Тут, на полночи, в Чужого Бога верили многие, и его жрецы, столь тихие в Лучеве, каждый день наставляли народ в храминах под черным крестом. Но их самих тоже ругали. Почему-то встреча с иереем считалась дурной приметой, и оборониться от этого можно было лишь «кукишем». Что это такое, Згур так и не взял в толк. Доставалось и грамотеям, что умели разбирать «литеры». Таких особенно не любили, называя странным словом «ти-луген». Згур вспомнил маленький «литерник» Ярчука и вновь подумал, что венет бы в этих местах не прижился.

Ругали и прочих. Постепенно Згур с изумлением понял, что обитатели этих мест считают свое племя самым сильным и мудрым, остальную же «людь» не ставят ни во что. Особенно доставалось каким-то «земитам». Ни одного «зе-мита» Згуру встретить не довелось, да и местные их не видели — но лаяли люто, с пеной у рта. Именно «земиты», а не сканды и не местные бояре считались виновными во всех бедах Сури. И при всем при том Сурь (здесь ее называли «Сурь-Матушка») воспринималась как самая могучая держава под солнцем. Соседи же должны были оную Сурь-Матушку страшиться и дань платить, потому как иначе сурьские рати всех их сокрушат, пожгут и в полон возьмут.