Читать «Неореализм. Жанрово-стилевые поиски в русской литературе конца XIX – начала XX века» онлайн - страница 211

Инна Викторовна Тузкова

6 Арцыбашев М. Ужас. – М., 1992. Здесь и далее цитаты из произведений М. Арцыбашева даются по этому изданию с указанием страниц.

7 Эмоциональная атмосфера ужаса поддерживается в ходе повествования различными средствами: само слово «ужас» употребляется в разных контекстах более 20 раз. Не случайно им же и заканчивается рассказ.

8 «Я человек жизни, и только жизни, земной, человеческой…» Письма М. Арцыбашева // Вопросы литературы. 1991. № 11–12. С. 366.

9 Показательно, что Л. Толстой, как правило, негативно относившийся к творчеству своих младших современников, весьма сочувственно отзывался о произведениях М. Арцыбашева, – особенно нравилась ему повесть «Смерть Ланде».

1 °Cм.: Генри П. Импрессионизм в русской прозе / В. Гаршин и А. Чехов // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1994. № 2. С. 21.

11 Ореола святости образ Ланде окончательно лишается, когда мужики находят в лесу его труп, от которого «сразу пахнуло таким ужасным, омерзительным запахом, что мужиков шатнуло…» [с. 221].

12 Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX ве-ка. – М.: Флинта: Наука, 2002. С. 182.

13 См.: Генри П. Импрессионизм в русской прозе / В. Гаршин и А. Чехов // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1994. № 2. С. 21.

2.2.1

1 См.: Максим Горький – художник: проблемы, итоги и перспективы изучения: Горьковские чтения – 2000: Материалы междунар. конф. – Н. Новгород, 2002 и др.

2 См.: Баранов В. Много Горького // Литературная газета. 10–16 дек. № 49. 2003. С. 10; Келдыш В. О ценностных ориентирах в творчестве М. Горького // Неизвестный Горький: Материалы и исследования. – М., 1995. Вып. 4. С. 8.

3 См.: Ходасевич В. Воспоминания о Горьком. – М., 1989; Кускова Е. Трагедия Максима Горького // Новый журнал – Нью-Йорк, 1954. Кн. 38; Вольский Н. Встречи с Максимом Горьким // Новый журнал – Нью-Йорк, 1965. Кн. 78 и др.

4 Современная «телегорьковиана» пополнилась документальными фильмами «Покушение на покойника» и «Красная Мата Хари», в которых сообщаются некоторые ранее неизвестные факты из жизни М. Горького и его окружения, а также предлагаются различные версии его смерти: сначала ТУ внушает нам, что покушаться на жизнь М. Горького, по сути, «покойника», не было необходимости, и умер он естественной смертью, а затем воспроизводит историю «устранения» Сталиным опального и остающегося опасным писателя при помощи агента ОГПУ Марии Будберг накануне запланированной встречи М. Горького с Луи Арагоном. В связи с этим особого внимания заслуживает позиция Вяч. Вс. Иванова: «При Горьком не мог начаться большой террор»».

5 В этом вопросе мы склонны доверять В. Ходасевичу, который во второй части своих воспоминаний о М. Горьком (1938), опубликованных в России лишь через полвека, убедительно показал, как развивались его отношения с властью: «Великий поклонник мечты и возвышающего обмана, которых по примитивности своего мышления он никогда не умел отличить от обыкновенной, часто вульгарной лжи, он некогда усвоил себе свой собственный «идеальный», отчасти подлинный, отчасти воображаемый образ певца революции и пролетариата. И хотя сама революция оказалась не такой, какою он её создал своим воображением, – мысль о возможной утрате этого образа, о «порче биографии» была ему нестерпима… Какова бы ни была революция – она одна могла ему обеспечить славу великого пролетарского писателя и вождя при жизни, а после смерти – нишу в Кремлёвской стене для урны с его прахом. В обмен на всё это революция потребовала от него, как требует от всех, не честной службы, а рабства и лести. Он стал рабом и льстецом. Его поставили в такое положение, что из писателя и друга писателей он превратился в надсмотрщика за ними. Он и на это пошёл. Можно бы долго перечислять, на что он ещё пошёл. Коротко сказать – он превратился в полную противоположность того возвышенного образа, ради сохранения которого помирился с советской властью» (См.: Ходасевич В. Воспоминания о Горьком. – М., 1989. С. 47). В сущности, М. Горький стал заложником своего огромного авторитета, который – и сам он, по-видимому, это прекрасно осознавал – был основан не на силе его художественного таланта, а на той роли, которую он играл в русской литературной жизни начала ХХ века. В качестве подтверждения данной мысли хотелось бы привести, может быть, отдающее лёгким снобизмом, но в целом близкое к истине высказывание В. Набокова: «Художественный талант Горького не имеет большой ценности. Но он не лишён интереса как яркое явление русской общественной жизни». См.: Набоков В. Лекции по русской литературе. – М., 2001. С. 380.