Читать «Слепые по Брейгелю» онлайн - страница 115

Вера Александровна Колочкова

— И я… Слушай, Слав, у меня к тебе дело. Можно, я поживу у вас с Максом какое-то время?

— А что случилось, пап? С новой женой поссорился?

— А у меня, Слав, одна жена. Твоя мать, между прочим.

— А… Понятно. Так может, прямо к ней и поедешь, в ноги упадешь? Нет, мне не жалко, конечно, живи у нас сколько нужно, но… Чего зря время терять?

— Не могу я, Славка. Стыдно.

— Ой, родители, родители, — тяжко вздохнула Славка, выдержав паузу. — Как же трудно с вами, ей-богу. Одной раньше было страшно, другому теперь — стыдно. Когда просто жить-то начнете? Чтобы без страха, стыда и упрека? Чтобы как нормальные люди, без комплексов?

— Начнем, Слав. Обязательно начнем. Знаешь, я за это время очень многое про маму, про себя понял. Конечно, я пойду в ноги падать. И менять буду многое и в себе, и в маме. Только мне чуток передохнуть надо, в себя прийти.

— Ладно, понятливый ты мой папочка. Приезжай, живи сколько хочешь, мы с Максом тебе всегда рады. А только знаешь… Я бы тебе не советовала на всякие передышки отвлекаться. Боюсь, как бы ты не опоздал.

— Ну, чего замолчала, Слав? Если начала, то договаривай! У мамы кто-то есть, да?

— Не знаю. Но предполагаю. Я только что с ней обедала, кстати, и… У нее там какое-то счастье-несчастье, я сама толком не поняла, пап. И вообще, учти, мама другая стала.

— В каком смысле?

— В хорошем.

— Так все-таки — у нее кто-то появился, да?

— А ты, я слышу, ужасно нервничаешь по этому поводу?

— Нет… Хотя да, нервничаю, конечно. И неприятно удивляюсь. Не может быть, чтобы так быстро… Зная нашу маму.

— Нет, пап, ты ее совсем, совсем не знаешь! И я не знала, как выяснилось. А ты где сейчас?

— Около вашего дома стою.

— Ладно, жди. Мама все равно до вечера на работе, так что пообщаемся. Жди, еду.

* * *

Она сразу поняла, когда зашла в квартиру — Павла больше нет. И не потому, что сжалось тоской сердце, когда дверь за спиной, лязгнув замком, глухо захлопнулась, а по особенной тишине там, в комнате.

Заставила себя сделать несколько шагов, заглянула в проем двери. Павел лежал на диване, вытянувшись в струнку, немного запрокинув назад голову. Рука свесилась вниз, пальцы красивой кисти чуть вывернулись вбок, неловко лежали на полу, будто были отдельными от руки, от самого Павла. Подошла — почему-то на цыпочках, присела на корточки, чтобы поднять его руку, ему ж неудобно, наверное… И обожгло прикосновение. Холодом обожгло. Смертью.

Вскрикнула, на выдохе заскулила-завыла тоненько. Через дрожащую пелену слез увидела там, под его пальцами, бумажный листок, исписанный крупными неровными строчками. Потянула к себе — его пальцы будто держали, не отпускали.

Поднялась на дрожащих ногах, смахнула слезы, вгляделась. Да, это письмо. Ей — письмо. Строчки прыгают перед глазами, не разобрать. Сесть бы куда-нибудь, ноги совсем не держат. И приказала себе — соберись. Сядь на стул и читай. Читай! Ну же… Вот и голос Павла зазвучал в голове вместе с первой строчкой.

«…Не дождался я тебя, Маха, прости. Понял, что ухожу, поэтому решил письмо написать. Знаешь, сроду никому не писал писем. Поэтому извини за слог, не умею мыслью по бумаге растекаться. Значит, во-первых! Спасибо тебе, моя дорогая подруга, что была со мной эти дни! Последние дни жизни — это ведь тоже маленькая жизнь, верно? Последний аккорд. Я тебе за него так благодарен, Маха! Это было сильно! После такого вообще-то аплодисменты полагаются! Нет, кто знает, как оно все было бы дальше, если бы я не умер? По крайней мере, я бы тебя не отпустил. И не как слепую от поводыря, а по-другому бы не отпустил. Ну, теперь уже неважно. Не судьба, Маха. Жаль. Да, и вот еще что! Когда муж вернется, ты его прости, прояви великодушие, потому что негоже бабе одной быть. И люби его по-настоящему, не от страха, а от души, от смелости и желания, ты же теперь умеешь! Ведь умеешь? Ты теперь все умеешь, Маха. И все можешь. Ничего, разберешься, все у тебя получится. Помнишь — сама-сама-сама? Ладно. Долгие проводы, лишние слезы. Прощай. Хорошая ты ба…»