Читать «Слепые по Брейгелю» онлайн - страница 101

Он потом не спал всю ночь. Не плакал, просто усталость страшная навалилась. Наверное, это была за все лето накопленная усталость. Вот и придавила разом, как бетонная плита. Под утро едва сполз с топчана, достал мамину фотографию, подошел к серому рассветному окну, глянул… Показалось, лицо ее напряглось дополнительной скорбью, невыносимой даже для его маленького сердца — что же делать, прости, сынок. Ты не виноват, это я во всем виновата.

А осенью пришло письмо в сером казенном конверте — тетка прочитала, завыла в голос. Он сразу догадался, отчего она завыла. Это мама умерла там, в колонии. Он чувствовал… Как из письма выяснилось, еще месяц назад умерла.

Тогда ему, пацану, казалось, что жизнь потеряла всякий смысл. Нет, не кончилась, просто бежали дни автоматом, неинтересные, серые будни. Тетке он хлопот не доставлял, учился хорошо, тоже на автомате. Читал много, запоем. Там и жил душой, там, в книжных придуманных обстоятельствах. Потом тетка его по блату, через родню умершего мужа, в Суворовское училище пристроила — он и не возражал, да его никто и не спрашивал. Тем более тетка замуж собралась, написала ему в училище длинное письмо — давай, мол, Сань, дальше уж сам как-то пробивайся, я все для тебя, что могла, сделала. А у моего нового мужа после смерти жены трое сирот осталось, так что сам понимаешь.

Конечно, он понял. И даже обрадовался за тетку, открытку поздравительную послал, розовую, с голубями и двумя кольцами. А про себя усвоил — один он теперь, совсем один. Тетка права, надо самому пробиваться. А куда особенно пробиваться после Суворовского училища? Одна дорога и есть — в военное училище, пусть будет артиллерийское, принципиальной разницы нет. Легко поступил, все экзамены сдал на «отлично». И вот вам свеженький бравый курсант, белый чубчик, фуражка, глаза голубые. Занятия, казарма, увольнительные. В одной из увольнительных встретил Машу…

Она была очень похожа на маму, ту, с черно-белой фотографии. То же милое нежное лицо, те же глаза. Да, точно… Его тогда поразило, что у нее глаза виноватого ангела. Такие же, как у мамы!

Его любовь к Маше была похожа на сердечную боль. Все время хотелось замереть и не дышать, и смотреть на нее, смотреть… А еще, он чувствовал, было в его привязанности к Маше что-то неправильное. Из чего исходило это неправильное — не мог себе объяснить. Но было, было. Это неправильное притягивало, диктовало слова любви, действия, поступки. Будто втягивала его в себя эта молчаливая девушка, растворяла в своем «неправильном». Было время — хотел вырваться, но не смог. Бежал потом к ней сломя голову, обнимал, прижимал к себе всю, будто потребность дикую ощущал — надо защитить, уберечь. От кого защитить, от кого уберечь? Вроде не угрожал ей никто… Правда, от женитьбы ребята-курсанты его сильно отговаривали — мол, ненормальная твоя Маша, мутная какая-то, намаешься ты с ней. Зато в белом платье, в пышной фате она была чудо как хороша! И улыбалась по-новому, спокойно и счастливо, и жалась к нему доверчиво, и в глаза заглядывала. Такое было чувство, будто добежала до цели и успокоилась. Но, наверное, это нормально, хорошо даже? Замужество как фактор защиты, мужнина спина — каменная стена и все такое прочее?