Читать «Квартет Розендорфа» онлайн - страница 77

Натан Шахам

Подсознательно даже нашей Эве знаком, я уверен, экзистенциальный страх, какой испытываешь, вступая в лес, конца которому не видно. Тебе необходимо наметить промежуточные пункты, потому что иначе ты не сделаешь ни единого шагу, страшась, что никогда не дойдешь до следующего… Осознанно Эва не называет вещи своими именами, но внутреннее чувство говорит, что ей, как и знаком страх перед безумием, безотчетный страх перед самим существованием, что она, как и я, хватается за эти звуки, ведущие от часа к часу, от минуты к минуте…

29 хешвана 5698 год

Читаю, то, что написал на прошлой неделе и смеюсь.

Какое право имею я говорить о том, что чувствует фройляйн Штаубенфельд? Чего она страшится и какой ее внутренней потребности отвечав музыка? Мы ведь не обменялись с нею ни единой фразой (кроме одного-единственного случая, когда она спросила меня как здешнего старожила, верно ли, что сейчас опасно ездить за город из-за того, что участились нападения арабов…).

Я слышал кое-какие сплетни, из которых много не узнаешь. Говорят, она еврейка только наполовину, со стороны матери, а со стороны отца при надлежит к знатному прусскому семейству. Ее настоящая фамилия «фон Штаубенфельд», но она предпочла уничтожить «фон» по соображениям, о которых умалчивает (я возвращаю ей эту приставку, когда она злит меня своей спесью). Марта, жена Литовского, говорит, что фон Штаубенфельд не отец Эвы, а муж, с которым она разошлась. Она бы с удовольствием вообще отказалась от фамилии и всякой памяти об этом человеке — он, видно, пытался вычеркнуть еврейку из своей биографии, чтоб это не помешало его продвижению на самые верхи нацистского рейха. Поскольку же Эве не удалось отказаться от фамилии, указанной в документах, она удовольствовалась тем, что сняла с головы венец, бросив его в пыль, — смирение паче гордости.

Я с трудом верю в эту историю, хотя в ней есть, конечно, и какое-то зерно истины. Мне трудно поверить, что и юнкер, чья семья правила Германией на протяжении нескольких поколений, не может найти способ очистить свою жену от еврейства. Мне трудно представить себе мужчину, имеющего глаза, который согласился бы отказаться от такой впечатляющей женщины, как Эва Штаубенфельд. Мне легче представить короля, отказывающегося от короны ради женитьбы на ней. Я склонен думать, что если Эва рассталась с мужем, то по своей инициативе, потому что он не удовлетворял ее требованиям — «фон» он или не «фон». Но может, все эти рассказы вообще высосаны из пальца. Постоянное молчание нашей альтистки просто подсказывает какую-то волнующую романтическую историю, которая хорошо сочетается с ее великолепной внешностью, с ее таинственным лицом. Марта, немного скучающая оттого, что у нее мало учеников. (она дает уроки лечебной физкультуры), занимается секретами своей сдержанной подруги с горячностью, подчас выходящей за пределы хорошего вкуса, будто какая-то осведомленность о жизни «фройляйн Таинственность» (прозвище, данное Штаубенфельд Бернардом Литовским) повышает ее престиж в кругу местных музыкантов, чьи биографии слишком похожи друг на друга.