Читать «Сказки PRO...» онлайн - страница 22

Антон Тарасов

На стихийном рынке у метро, несмотря на поздний вечер, было много народу. Сколько таких стихийных рынков с непонятными продуктами и непонятными продавцами. Это не тот, что за железной дорогой, где дядя Сема колдует, словно джинн, над своими коробками с книгами. Торговали турецкой клубникой, огромной, перезревшей, выдавая ее за местную. Тут же на лотке были ананасы, здоровенные, кормовые. Продавали даже не на вес, а поштучно, причем цена не за штуку, а сразу за три. Грязная продавщица громко сморкалась в рукав, не обращая внимания на собравшуюся у лотка толпу.

«Как это все противно, — подумал я, — неужели люди сами не видят, что все то же самое можно купить в соседнем большом магазине, в относительной чистоте и не на весах с кривой стрелкой, без чихающих и кашляющих, грязных, словно дорожные рабочие, продавцов?»

Мне вдруг захотелось стать чище — во всех смыслах этого слова, и внешне, и внутренне. Та Лидия, в честь которой назвали Лиду, и которая свела с ума ее дедушку, просто не могла… Нет, она была из другого города, которого уже нет. Из Ленинграда.

«Теперь я понимаю, что такое исчезнувшие цивилизации, которые оставляют после себя пласты материальной культуры и культуру духовную».

Я снова подумал о Лиде и принялся ощупывать пакет с печеньем. Все было в порядке, печенье оказалось на месте. Пахнуло корюшкой, пьянящим огуречным ароматом. Я вдохнул его полной грудью. Пожалуй, это одно, что осталось в Петербурге от Ленинграда. Подошла моя маршрутка. Она долго стояла на остановке. Водитель по обыкновению ожидал, что в салон набьется побольше людей — каждый думает о кошельке, ничего в том странного. Но садиться в маршрутку никто не спешил. Мы так и поехали: водитель, размышлявший о чем-то своем и поглядывавший, нет ли на остановках потенциальных пассажиров, и я, прислонившийся лицом к стеклу и представляющий себя рядом с Лидой. Я боялся признаться себе в том, что влюбился. Я это понял сразу, со мной уже такое бывало, только чтобы все складывалось столь стремительно — никогда. Вот и я тогда взял и забыл об этом, усилием воли, холодным расчетливым рассудком.

Оставшаяся часть вечера и половина ночи прошли за курсовиком. Я хорошо понимал, что пока я его не доделаю и не сдам, Федоренко так и будет надо мной издеваться при всех. И все будут смеяться, несмотря на то, что половина из них и сами не сдали курсовики и даже не собираются до конца семестра это делать. Почему всегда так получается, что с тех, кто хоть что-то делает, двойной спрос, а лентяи так и продолжают себе жить припеваючи. Или рыбак рыбака видит издалека: Федоренко и сам такой?

Как и обещал Лиде, я передал привет и благодарность соседке. Соседка ехидно улыбнулась и ничего мне не сказала. «И не надо, — решил я. — Промолчать иногда тоже бывает хорошо, во всяком случае, это не наговорить гадостей, как Федоренко».

Единственное, что напоминало мне о Лиде, это запах печенья. Сверток лежал на столе, но я решил, что пока не допишу курсовик, к нему не притронусь.