Читать «Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем» онлайн - страница 4

Вопрос о том, какой общий знаменатель можно выделить в столь пестром сообществе, мы до времени рассматривать не будем, потому что это, по большому счету, будет уже (по выражению Розанова) «метафизика народа», а моя задача — этнографический очерк.

Множество раз, от праздности заспорив со случайными знакомыми, которых постоянно приобретаешь хотя бы как попутчиков по плацкартному вагону или при других мимолетных обстоятельствах, я уже пытался излагать это устно, стараясь фактами, бытовыми зарисовками сломить непросвещенность, внести порядок в мешанину представлений о цыганском народе, но чаще всего в подобных дискуссиях наталкивался на глухую стену. Люди вели себя, как упрямые бараны. Какие бы истории я ни приводил, они тупо стояли на своем: «Хороших цыган не бывает».

Какая ошибка!

Однажды я пожаловался на это в таборе. Табор был котлярский, а беседа шла с Тимой — он сын барона, ему к сорока. Он находчивый и важный. Тему воспринял горячо и близко к сердцу.

Я ему говорил:

— Вот объясняю, что цыгане — все разные; нельзя их стричь под одну гребенку, люди это слушают, но есть такие, которые уперлись и не хотят менять свое мнение, как ни объясняй.

— У них плохо с головой! — воскликнул Тима. — Ты сам же видишь: зима — весна, весна — лето, лето — осень… Природа меняется! Человек тоже должен меняться! А тот, который не хочет меняться, — он невменяемый! Ему нужно в больницу!

Не надо в больницу! Будьте здоровы!

Я писал эту книгу как документ. Имена настоящие, все реально.

Это правда, а в правде — сила.

Часть I

Цветочки

Тяфи

Навещать старых добрых знакомых всегда приятно. Накануне Нового года — вдвойне! Захватив литровую бутылку самодельного яблочного вина, я отправился в цыганский табор, расположенный рядом с деревней Панеево Ивановской области, — узнать, как там Греко, Лиза, Тимур, что у них нового, своим поделиться.

Вышел на автобусной остановке, иду. Вижу дымки — газовое отопление в таборе есть далеко не у всех. У многих обычные русские печи.

Поворачиваю с шоссе. У съезда чернеют припорошенные трубы. Их где-то купили, чтобы где-то продать, но пока не продали, и трубы «зависли» на окраине табора. Здесь у цыган нечто вроде склада: привозят, сгружают… Вот хоть направо — высокие сугробы, но это не сугробы! Под снегом лежат трансформаторные подстанции. Они нерабочие. На производстве их уже списали, а цыгане купили: разберут — будет медь; медь они сдадут.

На заснеженной улице нет ни души: ни детей, ни женщин. Думаю: «Странно. Не случилось ли чего?» Ведь в таборе обычно весьма оживленно — как в московском метро.

Из крайнего дома быстрыми шагами выходит Женико (он же Женя). Его сопровождает бровастая дворняжка.

Я говорю:

— Привет, морэ. Как твои дела?

Он:

— Не поверишь! Зарезали тут одного.

— Кто?!

— Мы!

— Кого?

— Пойдем покажу!

И ведет прямо в дом. За порогом — два тазика с потемневшей кровью. Посреди комнаты лежит тело. Рядом с холодильником — отрезанная голова. На лбу — отметина от удара топором! Взгляд — бессмысленный и остекленевший, уши повисли, нос — пятачком. Цыгане зарезали порося! Тушу разделывают прямо в доме. Этим занимаются исключительно мужчины. Женщины и дети восторженно наблюдают. Для них это настоящее шоу.