Читать «Снимаем порно» онлайн

Терри Сазерн

Терри Саузерн

Снимаем порно

Посвящается великому Стэнли К.

Поэзия не является выражением личности, она скорее служит для нее способом ухода от действительности; это не излияние эмоций, а их подавление — но, разумеется, только имеющие личность и эмоции в состоянии когда-либо понять, что означает это желание уйти от подобных вещей.

Т. С. Элиот, «Священный лес»

Глава 1

«…а теперь щелкни это…»

1

— И тогда она говорит, а теперь щелкни это, она говорит… — И он разразился смехом, странным и дребезжащим, уже, наверное, в четвертый раз с тех пор, как принялся рассказывать то, что грозило растянуться в какую-то нескончаемую байку, — …она говорит: «Послушай, с кем я должна переспать, чтобы отделаться от этой картины?!»

И он окончательно рассмеялся тем грохочущим смехом, который быстро и плавно перерастал в чудовищный кашель. Подобно иным людям, смеющимся до слез, он всегда хохотал, пока не заходился кашлем. Во многих отношениях он слыл почти великим, асом в своей области и т. д. и т. п. — и семь человек, слушавших его историю, смеялись и кашляли вместе с ним. На самом же деле, это был любопытный образчик пользующегося благоприятным случаем кинопродюсера. Сид Крейссман, так его звали, — волосатый, коренастый мужик, влезавший во все, от «Девушек ночи» до «Тамерлана», «в течение столь продолжительного времени, что можно было бы наполнить большую бочку мукой по ложечкам», как он любил говаривать. «Засунь это в бочку, ты, старый хрен!» — таков был неожиданный ответ неких возмутительно обманутых участников его проекта, затем последовал ужасающий удар справа прямо в челюсть и ураганный шквал отрывистых ударов, обрушившихся на его голову и плечи.

— Было ли больно? — усмехался Сид, когда впоследствии его расспрашивали о том нападении. — Ну, конечно, мне было больно — ха, ха, я рыдал всю дорогу до банка!

Среди тех, кто воспользовался очередным приступом кашля, чтобы потихоньку перебраться к более активной и менее требовательной компании на вечеринке, был Лесс Хэррисон — красивый сорокатрехлетний вице-президент «Метрополитен Пикчерз», отец которого в той или иной степени являлся владельцем студии. Лесс, или как его чаше называли, «Крысий Дрын» (с ударением на слове «Крысиный» — поэтому произносилось «Крысий Дрын»), был уже по горло сыт этим «неистовым неудачником» и, вставая, просто встряхнул стакан с оставшимися в нем кубиками льда, чтобы показать, что его необходимо наполнить вновь.

Сид проводил уходящего долгим, почти задумчивым взглядом, чувствуя себя слегка уязвленным, поскольку в глубине души надеялся показать Лессу, что некий Сид Крейссман владеет секретом, способным удержать семерых слушателей зачарованными или, по меньшей мере, безмолвными в течение семи минут. Ведь это могло бы относиться и к картине стоимостью в семь миллионов долларов, за которую Лесс готов энергично взяться. Поэтому после его ухода Сид почувствовал себя так, словно ему подрезали крылья.

Среди тех, кто все же остался, — скорее не из особого желания, а в силу апатии и в высшей степени невозмутимой отчужденности — был Борис. «Борис», «Б.», «Король Б.», как его по-разному называли, был кинорежиссером и считался лучшим в своем деле. Из его последних десяти фильмов семь завоевали «Золотого Льва» в Каннах, «Золотую Пальмовую Ветвь» в Венеции и все прочие мыслимые и немыслимые восторги фестивальной публики и критиков. Кроме того, фильмы имели огромный успех на телевидении. Гениальность, изящество (и кассовый успех) его работ были настолько поразительны, что в конце концов весть о них проникла даже в святая святых — в сам Голливуд. Благодаря чему две его последние картины удостоились заветного «Оскара» — и, вскоре, он уже процветал. Однако, не взирая на успех, к настоящему моменту Борис успел изрядно вымотаться. Слишком много пришлось повидать, хотя ему исполнилось всего тридцать четыре, и до сих пор он еще не нашел того, что искал. В основу его картин были положены три вещи, которых никто, кроме него, не понимал. Каждый из фильмов был абсолютно непохож на предыдущие, и все же для него они, в каком-то смысле, являлись продолжением одной темы — как главы в фантастическом телесериале, который никогда не кончается, потому что финал просто не написан. Фильмы касались (как Борис время от времени называл это в своих интервью) «Большой Тройки», или, в менее мрачные периоды, «Земной Тройки»: Смерть… Бесконечность… и Источник Времени. Что, конечно, порождало любопытствующие вопросы — хотя бесконечные объяснения не приносили ему ничего, кроме сомнительных прозвищ типа «грязный комик» или «комик-гомик» и, в особенности от паникующего контингента Голливуда — «долбанутый чудило», но, что было еще хуже, слабая (по его собственному мнению) постановка самих фильмов утомила Бориса. Он чувствовал, что его эксперименты и поиски сводятся почти к нулю — редкий проблеск здесь, намек там, пугающий взгляд в бездонную расщелину абсурдного чуда — но ничего такого, чему хотелось бы подражать, хотя кругом толпились люди, которые тем только и занимались. И вот, последние два года, он пребывал в абсолютном бездействии — даже книг не читал, а уж тем более сценариев, которые ежедневно потоком прибывали в его офис, где он перестал появляться.