Читать «Первые партизаны, или Гибель подполковника Энгельгардта» онлайн - страница 83

Зато Бенкендорф как рассказчик был честен, не скрывал массовых расправ над пленными и ещё того, что расправы сии дозволялись, допускались сверху, хотя и негласно. И ничего он не приукрашивал, в том числе и своей роли в партизанском движении.

Но самое неожиданное, что граф защищал крестьян от обвинений в мародёрстве, а расправы их над пленными объяснял местью захватчикам земли русской.

И уж самое удивительное то, что Александр Христофорович защищал крестьян российских (и смоленских в том числе), не только словом, но и делом. Вот его собственное признание на сей счёт:

„Получил я приказ обезоруживать крестьян и расстреливать тех, кто будет уличён в возмущении. Приказ сей, признаюсь, меня удивил и сильно, ибо он не никак не соответствовал преданному и великодушному поведению крестьян.

Я отвечал, что не могу обезоружить руки, которые сам же и вооружил и которые всеми силами служили уничтожению врагов отечества.

И как я мог называть мятежниками тех, кто жертвовали жизнию для защиты своих церквей, независимости, жен и жилищ?!

Изменником является как раз тот, кто в такую священную для России минуту осмеливается клеветать на самых преданных её защитников. Так прямо я и написал.

Ответ мой, достигнув самых верхов, произвел там весьма сильное впечатление. И он уничтожил в итоге некоторые опасения, которые старались внушить государю императору, что навлекло на меня вражду некоторых петербургских интриганов.

Но и что с того? Зато бесчестные репрессии в отношении крестьян, принимавших участие в возмущениях 1812 года были, слава Господу, прекращены. Его Величество встал на мою сторону“.

Интересно, что более или менее сходным образом, в прокрестьянском духе, докладывал Александру Павловичу и другой штаб-офицер при бароне Винценгероде — ротмистр князь Сергей Волконский, будущий декабрист. Вот диалог последнего с императором:

„„Каков дух армии?“ — Я ему отвечал: „Государь! От главнокомандующего до всякого солдата, все готовы положить свою жизнь к защите отечества и Вашего Императорского Величества“.

„А дух народный?“ — На это я ему отвечал: „Государь! Вы должны гордиться им; каждый крестьянин — герой, преданный Отечеству и Вам“.

„А дворянство?“ — „Государь! стыжусь, что принадлежу к нему — было много слов, а на деле ничего““.

Так что разрыв между шефом корпуса жандармов и будущим бунтовщиком, сосланным в Сибирь на самом деле не так уж велик.

Итак, граф Бенкендорф, оказывается, позиционировал себя как защитника крестьян, непосредственно принимавших участие в партизанской борьбе 1812 года или помогавших войскам нашим в уничтожении или захватывании в плен солдат и офицеров „Великой армии“.

Ничего не скажешь — лихо! Таки удивил Александр Христофорович. Ай, да шеф корпуса жандармов, управлявший фактически безопасностью российской империи при Николае Павловиче, прыгнувший из партизан в кресло первого жандарма могучего нашего государства. Прыгнуть-то граф прыгнул, но при этом партизанской своей закваски, что удивительно, не растерял.