Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 98

Однажды он принес нам наши сочинения после проверки и сказал: «Сочинение товарища Трахтман – самое интересное по содержанию, но по стилю оно напоминает дословный перевод с другого языка». По своей тактичности, он не спросил, чем это вызвано, но посоветовал мне писать короткими предложениями и пользоваться только теми словами и выражениями, которые я твердо выучила и уверена в их правильности. Он сказал, что с чтением русской литературы моя речь обогатится и со временем я сумею выражать свои мысли по-русски так же свободно, как на родном языке.

Последний год, год окончания рабфака, учил нас литературе профессор Покровский. С ним у меня вышел конфуз. Он вызвал меня к доске. В предложении, которое он продиктовал, было слово Наполеон. Я написала «Найпойлейон» с лишними буквами. Он не был обходительным и деликатным, как Яхонтов, он был человеком озлобленным. Он был моложе Яхонтова, но, по слухам, ему не разрешали преподавать в институте из-за взглядов или социального происхождения. У него была дочь моего возраста. Когда мы с Юлией пришли рассказать ему, что выдержали экзамен по русскому языку в педагогический институт и нам разрешили приступить к другим экзаменам, он не был рад этому и удивлялся, что мы прошли, а его дочь не сумела и ему пришлось послать ее в Ленинград, там экзамены был позже.

Вернемся к доске с «Найпойлейоном». Увидев количество ошибок в этом слове, он спросил: «Как ты, городская, интеллигентная девушка, сумела сделать столько ошибок в слове “Наполеон”?» Пришлось ответить, что я учу русский язык всего четыре года. «О, если ты четыре года назад писала справа налево, тогда тебе можно простить такое написание слова “Наполеон”», – сказал он. Вряд ли кто-либо, кроме Юлии и еще одного еврейского студента понял, что такое писать справа налево, но для меня это был конфуз: я не хотела, чтобы товарищи в группе считали, что я чем-то отличаюсь от них. Большинство учеников происходили из рабочих, приехавших на завод из деревни, лишь немногие были горожанами.

Однажды мы всем курсом пошли в парк Горького. Это большой, красивый и очень интересный парк. Когда я приехала в Москву, один из палестинских товарищей, Янкеле Гозлан (разбойник), муж Ани Сукеник, тоже работавший на автомобильном заводе «АМО», специально поехал показать мне одно из чудес Москвы – катание на льду вечером в парке Горького. (Этого молчаливого парня, прозванного в Палестине «разбойником» за блестящие глаза, арестовали, и он никогда не вернулся. Он оставил после себя жену Анну с дочкой, которые вернулись в Израиль и живут там уже больше двадцати лет.) Передо мной открылся чудесный вид, какого я в жизни не видела. На большой ярко освещенной площадке, покрытой льдом, радостно и ловко скользили на большой скорости юноши и девушки, одетые в спортивные костюмы всех цветов радуги. Среди них выделялась одна взрослая пара; они скользили не торопясь и беседуя между собой. Одежда, видимо, сохранялась в семьях и переходила от родителей к детям. Во всяком случае, в магазинах такой не было.