Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 88

Мои слова повлияли. Комиссия вернула ему партийный билет, только записала выговор за то, что он скрыл свое происхождение. Назавтра, когда собрались, чтобы слушать продолжение «чистки», села возле меня молодая женщина, по виду – типичная еврейка, и говорит, что она – член партии и сегодня вечером ее вызовут на комиссию. Она просила меня выступить и сказать о ней несколько хороших слов. Я не знала эту женщину, не знала ее имени, она не работала в нашем отделении. Я ей ответила, что я ее вообще не знаю. Она мне говорит: «Это не важно, что ты меня не знаешь, ты выступаешь красиво». Я ей объяснила, что только высказала свое мнение о человеке, которого я знаю по работе, а о ней мне нечего сказать. Я удивилась, что означает эта просьба? По своей наивности я не поняла, что она обращается ко мне, как к еврейке.

Общественная работа в цехе была в основном формальностью. Каждый работал по мере своих возможностей и привычек. Некоторых из прилежных рабочих объявляли победителями в социалистическом соревновании, которого, в сущности, не существовало вообще. Называли их ударниками, отличившимися в поднятии производительности. Через несколько лет их стали называть стахановцами по имени шахтера, отличившегося на донбасской шахте. Его именем стали называть всех передовиков в стране. Их ставили в пример, писали о них в газетах и прокламациях. Они получали всякого рода премии и поблажки, например двухнедельные путевки в дом отдыха или месяц в санатории в Крыму и на Кавказе. Пребывание там было для них бесплатным, и там хорошо кормили, в особенности мясом и мясными изделиями. Поскольку экономическое положение большинства было плохим, пребывание там становилось настоящим праздником. Кроме отличного питания, хороших жилищных условий и великолепной обстановки (это были в основном поместья дворян, наследие царских времен), там работали квалифицированные инструкторы, проводившие с отдыхающими большую часть времени. Они устраивали экскурсии по окрестностям, вечера пения и танцев. Я два раза была в доме отдыха. Первый раз получила путевку от завода, второй – от педагогического института, когда была студенткой. В санатории направлялись больные рабочие, страдающие хроническими заболеваниями. Чтобы получить направление, требовалось множество справок от врачей и больниц, и люди долго ждали очереди, чтобы попасть в нужный санаторий.

Я тоже стояла в очередях по меньшей мере раз в месяц, чтобы получить норму мяса по карточкам и принести ее Сале и Мустафе. Я чувствовала себя обязанной им, поскольку жила у них около года после возвращения Симхи в Палестину. Получить в те времена койку в заводском общежитии было нелегко. Только с помощью комитета МОПРа я получила через несколько месяцев место в комнате, где жили шесть девушек. У каждой была кровать с маленькой тумбочкой подле нее. Кровати стояли вдоль стен, а центр комнаты занимал большой стол со стульями. Одна из этих девушек – Анна Косарева, была старше меня на несколько лет. Я ее хорошо помню: мы работали в одном отделении, и она была одной из знакомых Марины. Она носила мужские рубашки и мужские ботинки и делала себе мужскую стрижку. Марина рассказала мне, что подруга, которая ходит к Анне в общежитие, живет с ней, как жена с мужем. Анна была лесбиянкой. Тогда я еще понятия не имела об этом явлении. Однажды я проснулась ночью от зубной боли – это случилось первый раз в моей жизни. Боль была нестерпимой, я стонала и кричала. Анна Косарева встала с постели, зажгла сигарету, закурила и посыпала мне пепел в дырку зуба. Я сразу почувствовала облегчение, а она продолжала прикладывать мне пепел до тех пор, пока боль не прошла полностью.