Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 63

Лея Трахтман-Палхан

Я зашла с охранником в соседнее здание и поднялась на второй этаж. Завели меня в комнату, где за столом сидел седой человек. Он показал мне стул напротив и попросил меня рассказать свою биографию. Увидев, что я ничего не понимаю по-русски, он стал говорить со мной на идише. Какая тут автобиография у молодой девушки, которой еще не исполнилось 18 лет. Я коротко рассказала ему о себе и о семье. «Хорошо, – сказал он мне, когда я закончила свой рассказ, – я думал, что вы, как и ваши товарищи (тут он назвал имена моих знакомых, высланных ранее), расскажете мне, как выступали на массовых собраниях молодежи и руководили там комсомолом». Тут он сделал мне невероятное предложение, пробудившее во мне надежду на возвращение домой: «Если мы предложим вам вернуться в Палестину, что вы на это скажете?» Я ожила и ответила с большим энтузиазмом, что готова с радостью вернуться назад. «Почему?» – спросил он. «Что значит почему? Ведь там мои родители, сестры, брат, и я люблю Страну. Кроме того, – сказала я, – там необходимо бороться за свершение революции, а здесь она уже произошла». Он улыбнулся мне и сказал: «Ты вернулась домой, будешь тут учиться и работать. Чувствуй себя, как дома». Он ошибся. Это правда, что я работала и училась, но за 40 лет пребывания в СССР я никогда не чувствовала себя дома. А его, наверное, уничтожили во время сталинских репрессий, как и других идейных коммунистов, побывавших в царских тюрьмах и в ссылках. Люди, посвятившие себя борьбе за коммунизм, были первыми жертвами сталинского режима.

Старый седой следователь спустился со мной в приемную и позвонил в дом МОПРа. Он говорил по-немецки, и я поняла весь разговор. Он сказал, что прибыла молодая девушка из Палестины, и он просит прислать кого-нибудь из палестинских политэмигрантов, чтобы забрать ее. Он с улыбкой положил трубку и ушел. Я осталась в приемной, где сидел дежурный в военной форме. И вот за мной пришел Френкин. Я знакома была с ним и с его женой. В его присутствии дежурный тоже заговорил со мной на идише. Он спросил, как мне понравились условия тюрьмы в ОГПУ по сравнению с условиями тюрьмы в Палестине. Я ответила, что условия тюрьмы в Палестине были гораздо лучше. Он посмотрел на меня недоверчиво и сказал: «Как это может быть, что условия заключения в империалистической колонии лучше, чем в Советском Союзе?» Я ему рассказала, как я отбывала заключение в женской тюрьме, где были канализация, водопровод, душ и туалет, наша камера была большой и светлой, а питание там было очень хорошим: такого черного хлеба, как тут, заключенным не давали.

Тут вмешался Френкин, чтобы поправить создавшуюся неудобную ситуацию. Он сказал, что для врагов советской власти условия тюрьмы в СССР чересчур хорошие. Но для нас, политэмигрантов, пострадавших от преследования властей в Палестине, арест по прибытии в СССР является тяжелым переживанием. В результате этого у меня сложилось такое впечатление об условиях в советской тюрьме.