Читать «Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву» онлайн - страница 163

В Москве нас приютила Вера Ильинична, с которой мы подружились еще в Томске. Я уже писала о ней. Ее муж был редактором газеты, довольно известным в Москве человеком. У них была небольшая, но отдельная двухкомнатная квартира со всеми удобствами. В послевоенной Москве это было большой редкостью. Приняла нас Вера Ильинична очень радушно. Мы прожили у них, кажется, неделю. Относились Вера Ильинична и ее муж ко всем нам очень внимательно, но мы понимали, что сильно стесняем их.

Как-то они предложили нам посмотреть их загородную дачу, совсем близко от Москвы, куда, если это нас устроит, мы можем переехать. Мы согласились переехать сразу, без всякого осмотра.

Когда же мы увидели этот деревянный старенький дом с дырявой крышей и разбитыми окнами, то поняли, что немного поторопились. Но с другой стороны, продолжать жить у Веры Ильиничны было уже неудобно.

Миша добыл где-то необходимые материалы и, как смог, отремонтировал домик, в котором мы и прожили какое-то время.

Теперь остро встала проблема трудоустройства. Где-то уже осенью Миша нашел работу, но она была за чертой города, на первой станции от Москвы, но тем не менее за пределами столицы. Это был небольшой механический завод, куда срочно требовался инженер-механик с опытом работы. После короткой беседы Мишу приняли на завод, и нам временно предоставили комнату на его территории.

Изику тогда было два года, а Эрику – восемь. И как-то поздно вечером у нас неожиданно появилась Саля. Услышав стук в дверь, я посмотрела в окно, но сначала не признала Салю и подумала, что кто-то с завода пришел за Мишей. Однако когда она вошла в комнату, я тут же узнала ее. Мы обнялись, расцеловались и сели за стол. Я столько раз представляла себе эту встречу, рисуя в воображении яркие картины, но все вышло как-то обыденно. Да и если откровенно, то и говорить нам оказалось не о чем. Мы что-то вспоминали из довоенной жизни, поговорили о Диме, и вдруг Саля спросила: «Лея, а где те два пиджака, что я выслала вам в Томск? Это единственные вещи, которые остались от Мустафы». Я растерянно молчала, так как не знала, что ответить. Конечно, я сразу вспомнила эти грязные измятые пиджаки, которые после чистки какое-то время висели в нашем шкафу. Саля ничего не писала по поводу пиджаков, и мы решили их продать, чтобы купить для Димы зимнее пальто и еще что-то из одежды. Мы ведь не имели никакого понятия, что эти пиджаки так дороги Сале.

Все это я и рассказала ей и добавила, что знай мы, чьи это пиджаки то, без сомнения, не продали бы их, но память о Мустафе от этого, я уверена, не потускнеет. Мне показалось, что инцидент вроде бы исчерпан и Саля успокоилась. Мы переключились на какую-то другую тему, и как-то неожиданно Саля сказала, что ей еще нужно навестить племянницу мужа, которая тоже живет в Москве. Я оторопела, удивленно и растерянно посмотрела на нее и спросила: «Разве у Мустафы была племянница? Я не знала о ней ничего, почему же ты не отдала Диму ей?» И Саля совершенно спокойно, как само собой разумеющееся, ответила: «Так у нее ж были свои дети». Ну что я могла тогда сказать? И я действительно ничего не сказала, но после этой новости какой-то горький осадок все же появился у меня на душе.

Сале, как осужденной по знаменитой 58-й статье, было запрещено проживание в Москве. Салина подруга по лагерю добыла какое-то жилье для нее и Димы в городе Иванове, в ста километрах от Москвы. Через полгода Салю снова арестовали, а Диму в этот раз усыновила какая-то русская женщина, вся семья которой погибла во время войны.

Чтобы получить московскую прописку, нам нужно было срочно найти постоянное жилье. Одна работница завода предложила купить у нее небольшой деревянный домик, который она почему-то срочно продавала, но на такую покупку у нас не было денег. И все-таки мы решили дать ей задаток в надежде занять у кого-нибудь деньги. С помощью Мишиных знакомых по заводу мы отремонтировали дом, переложили в нем печь, покрасили, и он принял весьма приличный вид. Домик состоял только из одной комнаты и очень маленькой кухоньки, но все-таки это было наше собственное жилье. Так мы начали жить в поселке Владыкино, что находился в нескольких километрах от Москвы. В этом поселке мы прожили ровно девятнадцать лет, до 1966 года, когда наконец Миша получил отдельную квартиру в новом московском микрорайоне.