Читать «Мыслящий Универсум» онлайн - страница 18

У животных нет внебиологического хранения и преумножения опыта путем фиксации его в искусственных знаках. Но это не значит, что у них отсутствует фундаментальная информация о природе, ее конкретных субъектах, включая человека. Информация эта, конечно, имеется, но она, во-первых, малопригодна для логического анализа, так как не фиксирована в знаках по типу письменности, во-вторых (что является следствием первого), не может содержать историческую информацию, в-третьих, она малодоступна животным другого вида.

Животные, однако, могут обладать: 1) более высокой изобретательностью за счет недоступной человеку природной чувствительности; 2) большей сообщительностью за счет ультраиндивидных или ультраколлективных форм существования; 3) большей дифференцированностью критериев «свой/чужой» вследствие особенностей среды обитания и структурно-функциональных отличий.

Эти типы опыта сближают (относительно собственно человека) биологические системы с системами искусственного интеллекта и формируют общеродовой круг менталитета, в котором индивидно-общественный менталитет человека должен рассматриваться не исключительно, но включительно.

Менталитет должен изучаться междисциплинарно, в содружестве естественных и гуманитарных наук, но не порознь и не за счет друг друга. Исследование мышления с позиций чистого конструктивизма, без анализа сущности и ролей знаковых образований наталкивается на непреодолимые трудности.

Мысль – образ – понятие – объективный внешний мир находятся не в простых отношениях копии и оригинала, но в отношениях сложного и глубокого взаимного обмена, в ходе которого мир осваивается, осмысляется, опредмечивается, одухотворяется.

3.3. Гносеологический потенциал базовых семиотических систем

С точки зрения формы, обряд – резюмирующий тип гносеологических взаимодействий, их внешняя обобщенность. Обряд свойствен обществу и живой природе. Вне его рамок не могут быть развернуты ни коллективная деятельность, ни коллективное поведение.

Регулярные колебания природной среды, ритмические смены температур, окрасок, состояний твердых, жидких, газообразных, плазматических тел – не являются ли они аналогами обряда? Если принять во внимание, что все эти проявления Универсума развертываются во взаимосвязи и взаимозависимости, то ответ будет положительным.

Обряд как смешанная коммуникация и одновременно всеобщая форма гносеологических взаимодействий осмысляется и классифицируется исходя из сущностных характеристик Универсума.

Схема 4

Внутри обряда как семиотической суперформы в обществе развивается, дифференцируется, усложняется процесс различения.

В самой природе семиотических групп отчетливо проступают качественные особенности различения в человеческом обществе по сравнению с другими социальными формами. Приметы, гадания, предзнаменования позволяют выразить оценку действительности перед началом деятельности. Логические, мусические, прикладные искусства производят оценку потребностей, обстоятельств, ситуаций, указывают на прецеденты деятельности в рамках культуры, обосновывают психологическую ориентацию. Меры, ориентиры, сигналы выражают условия реализации деятельности. Таким способом семиотические группы отображают деятельность и действия социальных субъектов во всех их разновидностях.

По отношению к полноте и качеству использования знаковых групп может быть построена иерархизация мыслительных субъектов.

Приметы, гадания, знамения, обряды не отличают социальную деятельность и жизнедеятельность, не дифференцируют биологические и общественные начала. Другие знаковые группы, однако, эти разграничения проводят.

Логические и мусические искусства различают субъект и технику как сложный, культурный продукт его деятельности. С точки зрения этих знаковых групп техника отделена от субъекта и выступает как самостоятельное начало, отделенное от его языка и пластики. Меры, ориентиры и сигналы во взаимосвязи с указанной группой знаков, различая субъект и технику, различают тем самым субъект и окружающую природу как порождающее и порожденное начала.

Практика разводит человеческий и животный мир на различные этажи семиотического базиса и, тем самым, через процесс мышления – на разные уровни самосознания и сознания. Но это значит, что перед человечеством во всей полноте его практики открываются законы семиотического единства мира, воплощающие материальное единство Универсума. Семиотическое единство мира – фундамент, на котором строятся различные системы мышления, включая искусственный интеллект. Осваивать это единство научная мысль может, лишь проявляясь как культура общественного человека, направленная к конкретным точкам реальности. В обществе закон семиотического единства проявляется как многообразие и дифференциация функционально-гносеологических ролей знаковых групп.

Человек обладает в настоящее время наиболее совершенным аппаратом различения. Совершенство этого аппарата носит не конструктивно-природный характер. По конструктивным параметрам человек уступает многим представителям животного мира и техническим устройствам. Преимущества способов различения человека – культурно-исторические. Они заключены в сложной структуре знаковых систем и общественных семиозисов, отражающих предметную деятельность и общественное устройство человека. Различение природного, человеческого и технического начал предстает перед человеком по-разному, в зависимости от знаковой ситуации. В случае применения примет, гаданий, знамений все начала неразличимы. В случае употребления знаков логических, мусических, прикладных искусств различаются человек и техника, а в случае использования мер, ориентиров, сигналов – человек и природа. Лишь в совокупности всех видов семиотических взаимодействий различаются все три начала. Вот почему, обобщая фольклорный опыт, античная философия говорит о трех источниках жизнедеятельности, трех гениях: «небе», «земле» и «человеке».

Из этого следует, что правильное, то есть адекватное, отражение объективного мира возможно лишь тогда, когда все составы классов и подклассов знаков явлены в полном объеме.

При неполноте состава знаковых групп мышление затрудняется с различением структуры внешнего мира, затем (при дальнейшем убывании знаковых групп) – с различением структуры непосредственной жизненной среды, которая может предстать в обедненной форме и повлечь к таким действиям субъекта, что его дальнейшее функционирование в этом качестве становится проблематичным.

Выпадение знаковых групп из процесса различения аналогично омертвлению функциональных носителей информации внутри материального субстрата мышления. Для мышления семиотический распад тождествен распаду материальному.

В связи с преобладанием в тезаурусах мышления конкретных типов знаков, их большей проработанностью в качестве материалов различения возникает устойчивость атрибутивных признаков внешних предметов.

По мере совершенствования знаковых отношений одни предметы, ранее невидимые умственному взору, делаются видимыми предметами, превращаясь в «вещи-для-нас». Другие, ранее бывшие «для нас», открывают новые облики, третьи – переосмысливаются и отходят на задний план как познанные и устоявшиеся. Эта постоянная вибрация отражений внешнего мира, осцилляция смыслограмм налагается на ритмические колебания самих предметов.

В подобном плане кантовская «вещь-в-себе» лишается онтологического скептицизма и может быть рассмотрена вполне конкретно, в рамках обычной знаково-познавательной ситуации. Это значит, что образ предмета как совокупности различенных и отобранных признаков внешней материальной и функциональной структуры должен наглядно, объяснимо развертываться и свертываться в элементарную структуру внутреннего знакового состава.

Полнота знакового состава мышления не в меньшей, но в большей степени, чем рецепторная мощь, определяет ассоциативность, объем, глубину, а следовательно, духовную зоркость мышления.

В обществе происходит пополнение состава знаковых систем.

Усложнение состава семиотических систем происходит тремя способами: 1) умножением знаковых групп; 2) усовершенствованием знаковых коммуникаций; 3) изменением деятельности получателей знаков.

Перевод культуры на машинные носители качественно усиливает оперативную память и различительную способность индивидуального субъекта, соединенного с совокупным тезаурусом культуры.

В свете сказанного выдвигается практический вопрос, актуальность которого выявится в ближайшие десятилетия. Как должен строиться искусственный интеллект, память и судительные способности которого – историческая культура человека? Может ли в должной мере использоваться отраженный в культуре общества мировой планетарный опыт, если роли культуры в мыслительном процессе не дифференцированы, а разум рассматривается главным образом со стороны структуры и функций локализованного субстрата, для которого культура – только фон, психологическая среда, а не непосредственный деятельностный материал?

Ответ на поставленный вопрос может быть получен путем семиотического изучения мышления, которое должно идти параллельно с его общим восприятием как важнейшего процесса в ноосфере, отражающего и формирующего глубинное содержание Универсума. Такое восприятие, с одной стороны, подразумевает культурно обоснованное непотребительское отношение к животному и растительному миру, ландшафтам и климатическим комплексам. С другой стороны, оно подразумевает проясненное отношение к самой исторической культуре как совокупной мыслительной основе производства, духовной, жизнеустроительной и коммуникативной деятельности общественных индивидов.