Читать «Тайны раскола. Взлет и падение патриарха Никона» онлайн - страница 6

Константин Анатольевич Писаренко

По-видимому, первым сформулировал радикальную мысль сорокалетний нижегородский поп Иван Неронов, прославившийся своей непримиримостью к брадобритию, а в конце 1631 г. дерзко осудивший планы войны с Польшей. Патриарх, прежде покровительствовавший ему, ученику троице-сергиева архимандрита Дионисия Зобниновского, отреагировал на мольбы священника «о умирении тоя брани» крайне жестко: 31 января (10 февраля) 1632 г. отправил проповедника на север, в двинский Николо-Корельский монастырь, под надзор местных монахов и игумена Сергия, где Неронов протомился около двух лет. Реабилитировал попа в 1634 г. И. Б. Черкасский, снявший опалу со всех, кто так или иначе помогал бороться с военным фальстартом батюшки царя. Уже 5 (15) октября 1633 г. он вызвал в Москву Ивана Грамотина, днем ранее — братьев Салтыковых и 3 (13) января 1634 г. взял младшего, Михаила Михайловича, ко двору в чине окольничего.

Отца Иоанна тоже пригласили в Москву для благой беседы с Михаилом Федоровичем и новым патриархом Иоасафом, затем отпустили с «дары от них многи» в Нижний Новгород.

Там, на волжских берегах, в течение года возникли и новая «благочестивая» философия, и скромный кружок «ревнителей» истинного благочестия. Как всегда, становлению движения содействовал конфликт. Часть священников, ведомая попами Спасской и Архангельской церквей, не приняла постулаты Неронова по причине их неудобства для прихожан. Сторонники нового учения добивались запрета многогласия (разбивки текста молитвы или песнопения на ряд отрывков для одновременного произнесения двумя и более лицами), чггения часов на утренней службе, а не в обед, практики прокуратства (притворства нищим или юродивым), 6о-быльства пономарей, брани, рукоприкладства и хождения в церквах, пьянства, употребления в пищу «удавленины» (удушенных птиц и зверей), языческих забав с медведями, скоморохами, кулачными боями, колядованием, азартных игр. Оппоненты не понимали, зачем обеднять аскетизмом и без того трудную жизнь. О том, что самоотречение должно воспитать нового человека, радеющего об общем благе, а не о собственной корысти, нероновцы если и заикались, то опять же не находили сочувствия как среди коллег, так и у горожан, живших днем нынешним, а не грядущим.

В конце концов отвергнутые земляками, неоднократно битые ими, отчаявшиеся, восемь священников вместе с вожаком обратились за поддержкой к хорошему знакомому Неронова — патриарху Иоасафу. Весной или летом 1636 г. они отправили в Москву челобитную с описанием греховных пороков и зазорных привычек сограждан, подлежащих искоренению, для чего требовался указ святейшего владыки, авторитета непререкаемого для православных, и нижегородцев тоже. Иоасаф инициативу из Нижнего поддержал 14 (24) августа 1636 г., но не указом, а «Памятью», актом скорее рекомендательного характера. Сохранился экземпляр, адресованный московским иереям, почти дословно повторяющий пассажи челобитной. Увы, расчет на патриарха не оправдался. Широкого отклика нижегородский манифест не имел, и второго Кузьмы Минина из Ивана Неронова не вышло. «Память» «разбудила» единицы, и, похоже, одного из «проснувшихся» звали Стефаном Ванифатьевым.