Читать «Последний берег» онлайн - страница 92

Катрин Шанель

– Ты думаешь, они узнали меня?

– Нет. Им всем едва по двадцать лет. Посмотри на них – низкорослые, субтильные. Это дети войны, дети оккупации. Они увидели дорогой автомобиль, хорошо одетых женщин и поняли, что женщины эти живут такой жизнью, которая им не достанется никогда. Эти мальчики ничего не могут знать ни о тебе, ни обо мне. Они оскорбили недоступное им.

Она прерывисто вздохнула.

– Я хочу уехать. Я думала, что пришло время вернуться, но слишком рано.

– Хорошо, мама, – согласилась я.

В Швейцарии она сделала новую безумную покупку – виллу на холме над городком Совбален. Со смотровой площадки видны были Альпы и озеро Леман, и воздух был прекрасный. Но построена вилла была плохо, водопровод в ней никуда не годился, и что-то не так было с вентиляцией – стены отсыревали, капало с потолка. Шанель не теряла оптимизма и пыталась приукрасить свою неудачную покупку, как могла – сначала при помощи своих излюбленных раззолоченных ширм, потом призвав целую армию маляров и обойщиков. Но все было тщетно. От сырости у матери стали распухать суставы, она впервые пожаловалась на боли в сердце. Я стала волноваться за нее.

– Я перееду в какой-нибудь отель. Знаешь, жизнь в отеле хороша тем, что всегда можно завести новое знакомство. А на вилле сидишь себе и поджидаешь, словно паучиха в паутине, когда кто-то из старых друзей пожалует на ужин…

– Тогда тебе, может быть, захочется пожить в Вальмонте? Уж чего-чего, а новых знакомств тебе туда привезут.

Мать посмотрела на меня с подозрением. Она опасалась клиник, недолюбливала врачей и не любила лечиться. Каждый раз, навещая меня на месте моей службы, она выглядела так, словно боялась: вот сейчас ее свяжут и запрут в обитой войлоком комнате… до конца дней.

Виллу она оставила своему племяннику Андре. На мой взгляд, кузена, который так и не вылечил окончательно туберкулез, эта вилла должна была доконать. Но он удачно перестроил этот несчастный дом, а матери в Вальмонте понравилось. Особенно после того, как она убедилась, что публика и в самом деле аристократическая, а связывать ее никто не собирается. Она обладала завидной для своего возраста энергией, но нервы у нее были расшатаны. Мать неспособна была сосредоточиться, а ведь когда-то это было ее коньком. Я пыталась составить для нее режим дня, и она подчинялась на время: легкий завтрак, просмотр корреспонденции, прогулка пешая или автомобильная, в зависимости от самочувствия, потом визиты. К обеду приезжали гости, но чаще мать уходила к себе, не дожидаясь десерта. Ею овладевало нервное раздражение, она пыталась прилечь и отдохнуть, но словно внутренняя пружина, разжимая тугие кольца, подбрасывала ее над кроватью. Она садилась за руль и снова мчалась куда-то – то в ресторан «Сосновая шишка», несмотря на то, что полчаса назад обедали, или просто в пивную, где танцевали под звуки музыкального автомата, проигрывавшего сентиментальные песенки, то в гости к баронессе Мэгген ван Зюйлен де Ниевельт де Хаар. Это была совершенно безумная дамочка, чья кровь была подпорчена близкородственными связями нескольких поколений и которая лелеяла мечту выдать свою бледную и золотушную дочь баронессу Мари-Хелен за Ги де Ротшильда, который, конечно же, тоже приходился им родней. Дамы целыми ночами напролет попивали дижестивы и обсуждали жизнь дворянства. Полагаю, мать пыталась щеголять своими знакомствами в самых высших кругах, потому что именно после такой вечеринки она заявила мне: