Читать «Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)» онлайн

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Честное слово

Заголовок этого вступления к многолетней переписке двух известных литераторов не случайно повторяет собою название хрестоматийного рассказа, принадлежащего перу одного из них: пронзительного повествования Л. Пантелеева о мальчике, которого взрослые ребята оставили в игре стоять «на часах» и позабыли о нем.

А он — так и не сумел нарушить данного им «простого» честного слова.

Эти два литератора, проработавшие в отечественной литературе по шесть с половиной десятков лет, тоже не нарушили негласно данного русской литературе слова. До самого конца своего долгого «подлунного» пути они сохраняли ответственность перед выбранной ими самими и промыслом профессией, а также — перед собственным даром и читателями, каким бы количеством они ни исчислялись.

…Это число могло равняться девяти слушателям (как в случае с «Софьей Петровной» на рукописной стадии в 1940-м) или десяткам тысяч (при первом издании «Республики ШКИД» в 1927 году).

В словарно-биографической статье о Лидии Чуковской поэт Владимир Корнилов вспомнил о книге американского журналиста Хедрика Смита «Русские» (1976), который метко сравнил личность этой писательницы — с петроградским ординаром, отмеряющим уровень нравственности русского общества в поздние советские годы.

Старинное «навигационное» слово образовано от латинского ordinarius — соответствующего обычным правилам, надлежащего, нормального. В городе на Неве, действительно, имеется так называемый нулевой уровень Кронштадтского футштока, о котором вспоминают только в дни наводнения давным-давно вошедшей в литературу реки. Лидия Корнеевна, действительно была образцом нормы, если за норму принимать органическую неспособность лгать и приспосабливаться к навязанным извне обстоятельствам.

Думаю, что этот удачно найденный образ применим и к личности Алексея Ивановича Пантелеева-Еремеева.

Другое дело, что Лидия Чуковская на определенном этапе своей биографии открыто противопоставила себя официальным общественным установкам, и в конце концов ее насильственно отстранили от общения с читателем, перестали публиковать на родине. Пантелеев же просто абстрагировался от навязанной сверху системы, ушел, насколько это возможно, в глухое «подполье», продолжая время от времени издавать свои выстраданные, но уже искалеченные советской цензурой книги.

Их посмертная писательская судьба сложилась очень по-разному.

У Лидии Чуковской — сначала понемногу, а затем все чаще, в уже новом веке — начали выходить из печати книги, — как переиздания известных вещей, так и подготовленные — автором и дочерью к публикации — сокровища из архива. Напомню о главных.

«Ташкентские тетради» — не вошедшие при жизни Чуковской в «Записки об Анне Ахматовой». Документальный роман «Прочерк» — о погибшем в сталинских «чистках» муже. «Дом поэта» — полемика со «Второй книгой» Надежды Мандельштам. Отрывки из дневника и воспоминания — о Тамаре Габбе, Фриде Вигдоровой, Борисе Пастернаке, Иосифе Бродском, Андрее Сахарове и Александре Солженицыне.