Читать «Супердвое: убойный фактор» онлайн - страница 141
Михаил Ишков
Он не ответил, но выколачивать и тем более ломать под мундштук табачную начинку перестал.
Закурил, высказал отношение к пейзажу — хорошо-о, черт побери! — затем поинтересовался.
— Что у полицейского спросил?
— Дорогу до участка.
— А что же не дошел?
— Все-то вам надо знать!
— А как же! — искренне удивился Трущев.
— Полицейский обратил на меня внимание. Я решил проявить инициативу. Помните, ваш шеф предупреждал — разведчика красит инициатива.
— Логично, — согласился Трущев. — Я не догадался.
— А если бы догадались, открыли стрельбу?
— Зачем. У меня с собой портсигар. Ходить с оружием по городу лишний риск. Местные все злые. Виду не показывают, а сами трясутся от страха. Ждут, когда Гитлер к ним нагрянет.
— А когда он к ним нагрянет?
— А ты не догадываешься?
— Как считаете, Николай Михайлович, они будут защищаться?
— Эти будут, — убежденно ответил энкаведешник. — Банкиры не сдрейфят. Они призыв объявили, четыреста тысяч под ружье поставили, все перевалы перекрыли. Им есть что защищать.
— Я тоже так думаю.
— Тогда потопали домой. Засиживаться ни к чему. Нам тоже есть что защищать.
— А потопали.
— Справился с искушением?
— А справился.
— Будем работать?
— А попробуем…»
Часть IV
Москва ставит задачу
В Ельске, на улице, подошли ко мне трое оборванных детей лет девяти-десяти. Робко остановили, я думал будут просить денег или хлеба.
— Дяденька, нет ли у вас маленького карандаша? В школе писать нечем — очередь длинная.
Я дал им карандаш. Забыли даже поблагодарить, торопливо пошли по улице, изо всех сил рассматривая приобретение и, видимо, споря — кому им владеть.
Из военных дневников корреспондента «Правды» Л. Г. Бронтмана
Глава 1
Даже после смерти энкаведешные приемчики, которыми пользовался Николай Михайлович вызывали если не изумление, то откровенную оторопь. Мало того, что время в его рассказах петляло по какому-то мало изученному, с нелегальным привкусом маршруту, но и встречавшиеся на этом маршруте хорошо знакомые предметы, а также ничем не примечательные факты живой жизни, словно по мановению волшебной палочки, приобретали статус сакральных, наполненных неясным смыслом ключиков, с помощью которых только и можно было открыть доступ к сокровищам истории.
Судите сами.
Яблоки в его доме носили очки. Родственные отношения — загадка природы. Сам он много лет жил под гнетом известной ему даты своей смерти и не спился. Всякому разговору Трущев придавал характер вербовочной беседы. Не буду скрывать — ему удалось склонить меня поучаствовать в его безумной затее. Оказавшись один на один с вечностью, я не мог дать задний ход. Ее зов был неодолим. К тому же мне до смерти хотелось разобраться, что такое согласие и какое отношение к этой нелегальщине имел Нильс Бор. Насколько мне известно, этот нобелист 1922 года, глубже других проникший в тайны атомного ядра, ни в политику, ни в классовую борьбу нос старался не совать. Что он разглядел в недрах электрона, без чего, по мнению Трущева, и малые дела становятся великими, а без оного и самые громкие планы обращаются в прах.
