Читать «Семейная реликвия. Ключ от бронированной комнаты» онлайн - страница 5

Александр Павлович Сапсай

Геннадий понемногу начал приходить в себя. Не торопясь, прошелся по тихим комнатам, уютная обстановка которых успокоила его. Потом, сбросив майку и трусы, сняв любимые гольфы с каучуковой ниткой, которые обычно носят страдающие варикозом, он в чем мать родила подошел к бару, занимавшему приличное место в недавно купленной испанской классической стенке «Литц». Осмотрев его содержимое, выбрал по непонятной для себя причине бутылку японского виски «Олд Сантори», подаренную ему старым приятелем Борисом, директором информ-агентства «Финансовый контроль». Налив до краев большой хрустальный бокал, залпом выпил, заранее сморщившись. Он не очень-то и хотел пить, но абсолютно точно знал, что именно так и нужно поступить в подобном случае. Вогез наверняка сделал бы именно так, а не иначе. Потом дошлепал босыми ногами до холодильника и, достав несколько лежавших со вчерашнего дня бутербродов с красной икрой, нехотя зажевал ими еще один полный бокал вискаря, который так же мгновенно, как и первый, опорожнил залпом. Рухнув на диван, он мгновенно отключился.

Спал он долго, до самого утра, даже ни разу не повернувшись, пока не разбудил его утренний звонок сестры. Собственно, заехать к ней, чтобы рассказать обо всем случившемся и посоветоваться, он решил, как только сел за руль. Но состояние, в котором он пребывал из-за всего, что произошло в «Кольце», не позволило выполнить задумку сразу.

Геннадий вспомнил, что таких моментов, когда ему позарез требовались помощь и совет Ольги, в его жизни было предостаточно. Девяностые годы теперь уже прошлого века многие, по аналогии с революционным периодом начала столетия, называли роковыми и грозовыми. А еще, говоря об этом времени, старый приятель Геннадия — социолог Дмитрий Первухин — всегда любил повторять одну и ту же фразу: «Сейчас двадцать четвертый год, но Ленин еще не умер». Тем самым он подчеркивал, что живший тихо и мирно советский народ совершенно неожиданно буквально заставили заново еще раз пережить всю драматическую историю своего Отечества.

«Да, — подумал Геннадий, — время шальных миллионов, невесть откуда взявшихся миллионеров и миллиардеров, в одночасье ставших обладателями несметных сокровищ, почище, пожалуй, чем у графа Монте-Кристо, Нибелунгов и Ротшильдов вместе взятых, а по уровню образованности сравнимых разве что с питекантропами или неандертальцами, постепенно уходит в Лету. Так же, впрочем, как и рождение бесчисленных бригад, прибывавших в столицу из городов и весей могучей когда-то державы в поисках быстрых денег и не защищенной никем и ничем собственности, принадлежавшей прежде всему народу. Это, как и многое другое, пусть не так быстро, как хотелось бы, но уходит навсегда. Здоровое начало все равно берет свое».