Читать «Тайна Дамы в сером» онлайн - страница 213

Ольга Строгова

Аделаида тихо высвободила свою руку и даже убрала ее за спину.

И это было единственным откликом на гуманное и в высшей степени разумное предложение завхоза. Аделаида снова превратилась в статую.

Завхоз билась с ней еще часа два – уговаривала, пугала, даже просила. Аделаида не спорила, не отзывалась, вообще никак не реагировала и не показывала виду, что тут, рядом с ней, кто-то настойчиво взывает к ее отключившемуся рассудку.

Лишь когда завхоз, в полном уже отчаянии, заявила, что да, Борис, конечно же, не подарок, но ведь свой, собственный, привычный… и вообще, живая собака лучше мертвого льва, Аделаида пробудилась.

И сделала нечто, напугавшее завхоза (хотя завхозу несвойственно было кого-то или чего-то пугаться), – улыбнулась.

– Идите, Екатерина Алексеевна, – сказала она, – я хочу побыть одна.

И завхозу пришлось уйти.

Ой-ей-ей, думала она, спускаясь по лестнице и волоча за собой окончательно сломавшийся зонтик, плохо-то как… Как бы она руки на себя не наложила, с нее станется. И Карл тоже хорош – дал себя убить и оставил бедную женщину ни с чем! Ехал бы уже поездом…

* * *

Манечка и Ирина Львовна, не сговариваясь, одновременно явились домой к Татьяне Эрнестовне. Татьяна Эрнестовна, непричесанная и ненакрашенная, в халате, с распухшим носом и заплаканными глазами, молча открыла дверь и тут же ушла назад, к телевизору.

Манечка тоже была с мокрыми глазами и без всякой косметики, но одета тщательно и даже элегантно, в черную кофточку из искусственного шелка с кружевными вставками и черную прямую юбку до колен. У Ирины Львовны глаза были сухие, и явилась она в своеобычном свитере и джинсах; лишь осунувшееся, смугло-бледное лицо и тонкие губы, сжатые в полоску, выдавали ее чувства.

Манечке же почему-то никак не удавалось настроиться на скорбный лад; то есть она пыталась, рисовала себе в воображении огненный след падающего самолета, но ее словно что-то отвлекало от этой картины. Даже музыка, которую она привыкла слышать внутри себя во все волнующие моменты жизни, была не та – вместо героического Бетховена звучал нежнейший Сен-Санс. Манечка, глядя на страдающих сестер, даже отругала себя за бесчувственность.

Сидя на диване рядом с застывшей, вперившей глаза в экран Ириной Львовной, она вертелась и вздыхала. С другого бока от Ирины Львовны всхлипывала и сморкалась Татьяна Эрнестовна.

В голову Манечке упорно лезли всякие посторонние, неуместные в такой драматический момент мысли. К тому же она по природе своей не могла долго хранить молчание – ни в горе, ни в радости.

– Ира, – тихо позвала она, – а, Ира? А ты книжку-то свою начала писать?

Ирина Львовна дернула щекой.

– Нет, – так же тихо ответила она, не глядя на Манечку, – и не буду. Кому нужна книга с плохим концом?

Манечка задумалась.

– Но ведь это от тебя зависит, какой будет конец…

– Много ты понимаешь… В книге должна быть правда жизни… – неожиданно резко вмешалась Татьяна Эрнестовна, – все это было слишкомуж хорошо. Онбыл слишком хорош. Такие долго не живут.