Читать «Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой» онлайн - страница 138
Дмитрий Губин
24 января 2012
Любовь к пространствам и страх революции О страхе россиян перед распадом страны и перед революцией, которая к такому распаду может и впрямь привести
Среди главных страшилок, бытующих в современном русском сознании, две главных таковы: нельзя допустить развала страны и нельзя допустить революции.
Это весьма иррациональные страхи. Начнешь расспрашивать, а чем так пугает революция – получишь в ответ: это жертвы, насилие, кровь. Вам что, снова хочется большевиков, ЧК и октября? Позвольте-позвольте, если вам со школы вдалбливали про октябрьскую революцию, это не значит, что тогда революция действительно имела место. Вот в феврале 1917-го – тогда да, именно революция, коренное социальное переустройство при участии, что называется, широких масс. И жертвы у февральской революции, верно, были, они покоятся на Марсовом поле в Петербурге. А в октябре – это не революция, а устроенный кучкой большевиков переворот, арест правительства, разгон Учредительного собрания, террор, концлагеря, заложники, расстрелы… Вот большевистский переворот был действительно кровав – в отличие от буржуазной революции. И революция 1991-го в России не была кровавой. И европейские революции тех же лет – за исключением румынской и югославской – не были кровавы. И дальше, если лезть в историю: революция 17 века в Нидерландах была довольно мирной. Хотя в Великой Французской – да, лилась не просто кровь, но кровища. В общем, с революциями имеются варианты, это при контрреволюциях вариантов нет, там насилие и трупы всегда.
Примерно то же с целостностью территорий. Чехословакия на наших глазах распалась на Чехию и Словакию – что, кому-то стало хуже жить? Советский Союз развалился – да, кому-то стало жить и хуже, но что-то никто не рвется обратно.
Отчего же тогда эти два жупела так яростно внедряются в наше мышление?
Оттого, что гигантская территория вкупе с централизацией действительно являются залогом счастья тех, кто сидит в Кремле. Гигантская территория является залогом того, что где-то да обнаружится то, что потребно развитым странам мира. Не пшеница и лес, так пенька и апатиты; не уран и молибден, так нефть и газ. Главное, чтобы это принадлежало Москве, а не тому региону, где это добро добывают. Представляете, что станет с Кремлем, если Сургут и Нижневартовск станут сами торговать нефтью?! Что будет делать Москва?
Собственно, все прочее – риторика, призванная сохранить этот порядок вещей. И про особый путь страны, как деликатно именуются русский грабеж и рабство, и про кошмар смуты, и про великие потрясения и великую Россию.
Стоит за этим одно: централизация, царь, который отберет все, что другой произведет или на чем другой сидит, а если у кого чего-то не будет, то этот царь, будучи в хорошем настроении, ему даст.
Кроме свободы, конечно. Потому что свободу ни один царь не может дать.