Читать «Главный калибр» онлайн - страница 14
Павел Александрович Рогозинский
Еще не понимая, не сознавая, что будет, матрос так же автоматически, как и раньше, переложил руль.
— Начать бомбометание!
Слова команды прозвучали отрывисто и резко, как выстрел. И прежде чем звук их растаял в воздухе, комендор рванул шнур бомбомета.
Тяжелая глубинная бомба шлепнулась почти рядом с торпедой. Глухой взрыв высоко вздыбил воду. Огромной обезумевшей рыбой торпеда на секунду всем корпусом взметнулась вверх и исчезла в волнах.
Командир снял фуражку и отер ладонью лоб.
С транспорта что‑то семафорили.
— Благодарят! — доложил сигнальщик.
Радченко промолчал, и сигнальщик по собственному почину ответил, что сигнал понят.
Море сияло прежней красотой. Солнце, ликующее, сверкающее, подымалось все выше и выше, и не надышаться было свежим соленым воздухом бескрайнего синего простора.
Спустя несколько часов катер ошвартовался у причала базы. Когда Радченко сходил на берег, боцман подал команду «Смирно» так, что на соседних катерах насторожились: адмирала приветствуют, что ли?
Сбегая но трапу, Радченко коротко бросил «Вольно», но команда долго стояла вытянувшись, как на параде. Ссутулившаяся фигура командира выглядела еще более нескладно, чем обычно. Матросы проводили его восторженными взглядами.
К обеду в штабную кают–компанию старший лейтенант опоздал. В просторном зале было пусто. На стенах зыбко мелькали отраженные водой солнечные блики. Суп подали полуостывший.
В зал вошел инструктор политотдела.
— Ну, как поход? Говорят, встречали подлодку?
— Да так, ничего особенного, — нехотя ответил Радченко.
То, что рассказано — подлинный случай. В годы Великой Отечественной войны, будучи военным корреспондентом Всесоюзного радио на Действующем флоте, я передал на радио очерк об отважном экипаже. Но моряки в те годы проявляли в ратных буднях столько героизма, мужества и воинского мастерства, что подвиг команды катера упомянули лишь в числе других как один из многих примеров воинской доблести черноморцев. Да и в оперативной сводке описанному случаю было уделено что‑то около двух строк.
С течением времени фамилия отважного командира катера выветрилась из памяти. Но рассказать о редкостной атаке на торпеду следовало подробнее: ведь здесь были проявлены не только исключительное боевое мастерство и находчивость командира, но и замечательная дисциплинированность и самоотверженность всего экипажа.
•
Что получилось бы, если бы хоть один человек из команды катера поддался панике? Или вместо того, чтобы точно и свято выполнять, что положено но боевому расписанию, начал бы мудрить и суетиться? Если бы, например, стоявший у бомбомета матрос хоть на полсекунды покинул свой боевой пост, — тогда он безусловно опоздал бы с выполнением приказа командира, и торпеда врезалась бы в транспорт. А приказ этот был плодом мгновенного умного и точного расчета.
Всё остались на местах потому, что команда катера верила в своего командира. Каждый моряк знал, что если командир так поступает — значит, так нужно. И если он повел всех на явную смерть — значит, иначе нельзя, настал час умереть за Родину.
А командир верил в команду. Он не проверял — да и не мог в эти считанные секунды проверить — кто и как выполняет его приказы. Он понимал, что люди видели свою гибель, которую несла мчащаяся торпеда. Ведь никто не знал, что он задумал. Объяснять же маневр было невозможно. Но старший лейтенант Радченко знал: ни один из команды не дрогнет.