Читать «Парадокс Ромео» онлайн - страница 15
Елена Александровна Усачева
На следующий день Всеволода в школу не отпустили. Мать настаивала на походе в травмпункт.
– Надо зафиксировать ушибы! – категорично сжимала она кулачки.
– Из травмпункта информацию передадут в полицию. – Идти Всеволод никуда не хотел.
– И правильно! Пускай передают! Или ты хочешь, чтобы тебя каждый раз били по голове? Вот они – современные друзья. Все исподтишка, все из-за угла. Ничего не делают своими руками. Все норовят в спину ударить.
– Мама, с чего ты взяла, что это Лелик? Что за дикая мысль? Он из дома-то не выходил. Я говорил только с его отцом.
– Да! Но ты предупредил, что идешь к нему! Он успел подготовиться!
– Возвел баррикады и построил дамбы. – Все это было настолько смешно, что комментарии рождались непроизвольно. – Мама! Прекрати! Все произошло случайно. Они просто сидели там, а я прошел мимо.
Мать бросила полотенце на стол и обиженно уставилась в окно. На улице падал снег. Всеволод посмотрел на дно чашки. Там носились взбаламученные чаинки, лениво таяли крупинки сахара, оставляя после себя желейный шлейф.
– Я тебя не понимаю, – глухо заговорила мать. – Кому и что ты хочешь доказать? Тебе жалко Лелика? Сам говорил, что он нарушил договор и собирался идти к завучу.
– Мама! Я вообще об этом уже не думаю. – Чая не хотелось. Чаинки рождали неприятное чувство. – Я думаю, что надо позвонить Кадиму Алиевичу и попросить поменять расписание музыкальных занятий. Несколько дней я не смогу играть.
– Тогда поезжай к отцу. Пускай тебя посмотрят его светила.
– И к отцу я не поеду.
– Почему?
– Потому что я хочу в Камбоджу, на праздник поворота рек.
Мать взмахнула рукой, забыв, что полотенце она уже бросила.
Миловидная девушка старательно супила бровки и поджимала губы. Волосы у нее были собраны в очень тугой пучок, особо морщиться такая прическа ей не позволяла. Но по роли она была следователем, поэтому должна была изображать серьезность.
«Неужели вы не заметили, что в семье у вас не все ладно?» – сурово спрашивала она пожилого дядьку, неубедительно изображавшего равнодушие.
«Почему? У нас все в семье было хорошо», – лениво тянул дядька, как будто ему было неохота играть свою скучную роль.
Сидели они на уличной лавочке, звукооператор щедро наградил картинку звуками – шумом машин, цоканьем каблучков, детскими криками, но в кадре всего этого не было – ни машин, ни людей. Только эти двое.
«И вы разве не замечали, что Ксюша была несчастна?» – тянула свое следователь, в конце каждого слова решительно кивая.
Всеволод тяжело вздохнул, удобней устраиваясь на диване. Мать покосилась на него, но ничего не сказала.
«Почему несчастна? С чего вы взяли?» – оживился дядька, выпадая из роли задумчивого меланхолика.
– Действительно! – подпрыгнул на своем месте Всеволод.
«Нормальная жизнь. Жена занимается хозяйством, муж зарабатывает деньги».
«Жена, – осуждающим тоном произнесла девушка. – Но Ксюша ваша дочь».
– Вот ведь незадача какая! – хохотнул Всеволод.
– Лодя! – оторвалась от экрана мама.
«Что же поделать, если мать тяжело болеет? Вероника еще маленькая, ей в школе учиться, хозяйством некогда заниматься, – мужчина поскучнел. – Я из семьи военных. У нас всегда было принято, что хозяйством занимаются женщины. Кем бы они ни были».
Девушка, то ли забыв свои слова, то ли вдруг вслушавшись в то, что говорит мужчина, распахнула глаза.
Кадр сменился, показав квартиру незадачливого папаши, стругающую у стола огурцы Ксюшу, прыгающую с дневником малолетнюю Веронику. Сам военный сидел за пустым столом и щелкал кнопками пульта. Методично так щелкал, не задерживаясь ни на секунду.
«Ксюша! Укол!» – позвали из-за кадра.
Ксюша бросила нож и, снеся на своем пути малолетнюю сестру, помчалась из кухни.
– Спорим, у нее сейчас что-нибудь либо пригорит, либо убежит.
«Ксюша! У тебя что-то убегает!» – крикнул военный, сосредоточенно глядя в телевизор.
Ксюша нарисовалась в кухне, споткнулась о сестру и зависла, глядя на кастрюлю.
– Они ее забыли на плиту поставить, – хохотнул Всеволод. – Видишь? Стоит на белой подставке!
На экран вернулась улица, лавочка, серьезная девушка, вновь собравшая лицо в морщинки, грустный военный. Он уныло принялся объяснять, что жизнь бывает разная, а у Ксюши так вообще была невероятно счастливая. Перед смертью замуж вышла.
– Кто же у них теперь будет хозяйством заниматься? – вздохнул Всеволод, силясь спрятать улыбку. – Бедный.
– Прекрати! – вспылила мама. – Что ты здесь лежишь? Иди отсюда. Не мешай смотреть!
– Я тоже смотрю! – повернулся Всеволод. – Познаю жизнь.
– Какую жизнь? Сидишь ворчишь.
– Какая есть, такая и жизнь. А на меня вообще кричать нельзя. Могут начаться головокружения и обмороки. Это чревато нехорошими последствиями.
– Болтун!
В кадре появились двое мужиков. Через слово мелькало имя Ксюши.
– Вот, пропустила все, – расстроилась мама.
– Давай я тебе лучше расскажу, кто преступник.
– Ты мне еще будешь удовольствие портить! Весь в отца!
– Неплохое сравнение.
Реклама взорвалась громкой песней. И вместе с ней брякнул звонок в дверь.
– А телефона у нас теперь нет, чтобы предупредить о своем приходе? – выплеснула свое недовольство на еще неизвестного гостя мама и ушла в коридор.
– Телефона у нас как раз и нет, – сам себе сказал Всеволод.
Щелканье замков, грустный вздох двери, еле слышное бормотание.
– Нет! – строго произнесла мама.
Бормотание.
– Я сказала – нет! И не проси!
Бормотание.
Всеволод спустил ноги с дивана. Разноцветные драже разбежались по экрану. Значит, надо идти.
– Даже не думай!
Мама была невысокой, Лелик хорошо за ней просматривался.
– Здравствуй.
Мать обернулась на его приветствие.
– И ты будешь с ним говорить? – изумилась она. – Он ведь…
– Буду. – Всеволод прямо глянул на гостя. – Ты же ко мне?
Было видно, как Лелику тяжело. Он стоял, вытянувшись, готовый при малейшем порыве ветра выпасть за дверь. Моральные принципы штука тяжелая, к земле пригибает.
– Я пока не бываю на улице, – спокойно ответил Всеволод. – Мы можем поговорить у меня?
– Твой телефон не отвечает! – запальчиво начал Лелик. – А на домашний…
– Телефон у меня украли.
От этих слов глаза Лелика сузились. Ничего! В следующий раз не будет его гиббоном называть.
– Проходи в комнату, – тихо пригласил Всеволод.
– Лодя! Я против! – пыталась сопротивляться мама. – А если у него с собой нож?
Лелик замер, не донеся ногу до пола в прихожей.
– Мама, нож – это немодно. Сейчас носят шокеры. Тебе это должны были сказать по телевизору.
– Выросли, да? – прошептала мать, подпуская в голос слезу. – Родители теперь не нужны?
Лелик закончил движение и оказался в квартире. Демонстративно не закрывая дверь, мать ушла в гостиную.
– Разувайся. – Дверь с легким всхлипом закрылась. – Где комната, помнишь?
Лелик снова вздрогнул, но бежать было поздно.
– Ты тоже считаешь, что я это подстроил? – Он стоял по середине комнаты, глядя на темную стену перед собой.
Всеволод выдержал еле заметную паузу. Надо не ошибиться с ответом: «А кто тогда?», «А сам ты как считаешь?», «А кто еще так считает?», «Подстроил что?» Все это сейчас будет некрасиво. Стоит выбрать другой ход.
– Не глупи! Конечно, нет.
Они были в чем-то похожи внешне. В первом классе их постоянно путала учительница. Потом привыкла. В пятом опять стали путать. В шестом у Лелика появились очки, путаница закончилась.
Лелик – из-за мультфильма. Лелик и Болек. Болек был Всеволод. Потому что постоянно болел. Учительница случайно обронила, приклеилось мгновенно. Но вот он болеть перестал, и все постепенно забыли, что его так звали. А у Лелика кличка так и осталась. Сначала было смешно, потому что Белов пытался с ней бороться. Потом ему стало все равно. Лелик и Лелик.
– А остальные считают! – прошептал Лелик. Выглядел он потерянным. Пришел и сам не понимал зачем. – Нинка их настроила.
– Подумаешь, девчонки треплят. Собака лает, караван идет.
Лелик быстро глянул на него.
– Караван? И далеко ты на своем караване уехал?
– Ты о чем?
– Ну, ты же собрался в свою Камбоджу!
– При чем здесь Камбоджа?
– Вот и катись! С папочкой.
Ух ты! Какие мы, оказывается, завистливые!
– А тебя задело, что ли? – Слишком простое объяснение! Неужели река Меконг сбила Лелика с ног?
– Не твое дело! Это здесь вообще ни при чем! – В крике Лелик разгонялся, как паровоз.
Ага! Задело! Тоже в Камбоджу захотелось. На песнь гиббонов.
– А что при чем?
– Нинка! Она тебя не просто так защищает. У нее своя причина.
Нинка… Белый слон, легкомысленный и стремительный. Почему-то представилось, как он резво убегает за горизонт.
– Наверное, ей меня жалко. – Всеволод усмехнулся, давая понять, что ему дела нет до девчачьих дел. – Она всегда сочувствовала униженным и оскорбленным.
У Лелика на лице торжество. Сейчас откроет большую военную тайну.
– Она в тебя влюблена, – желчно выговорил он.
Сообщение не задело Всеволода, словно говорили сейчас не о нем. Слон пронесся за горизонт второй раз.
– А Света, выходит, влюблена в тебя?
Светка большеглазая и большеротая, щекастенькая. Но низковата. И Лелику совсем не подходит. Скорее тура, чем слон. Тяжелая фигура.
– Выходит, – процедил Лелик. – Мне плевать, кто с кем. Я теперь в школу не могу ходить. Все шумят, все обсуждают.
– Нашли чем заниматься, лучше бы телевизор смотрели!
И как подтверждение, через коридор из открытой двери гостиной донеслась бодрая музыка рекламы.
– Скоро затихнут. Это ненадолго.
– Не так быстро, как тебе хотелось бы, – чуть громче, чем стоило, произнес Лелик и тише добавил: – У меня родителей вызвали в гимназию. И я не понимаю, почему в этой истории все перепало мне. Где остальные?
– А ты хочешь, чтобы задело всех?