Читать «Легенда о заячьем паприкаше» онлайн - страница 32

Не смешно ли? Тридцатикилометровая скорость какой-то паршивой упряжки — в конце концов, это вовсе не та скорость, которая может испугать человека. Особенно если человек на своем спортивном автомобильчике по хорошей дороге носился порой и на ста с лишним. Трясясь в коляске, графиня уже совсем решила было, что выпрыгнет на ходу. Она даже знала, что прыгать надо вперед, по движению.

Но потом нашла выход лучше. Потому что знала: в каком бы взвинченном состоянии ни находилось животное, а на голос хозяина оно как-то должно реагировать. И графиня, набрав побольше воздуха в грудь, пронзительным голосом, привстав с сиденья, завизжала:

— Алё!.. Ласточка, Фея! Дуры бешеные!.. Алё!.. Сами же, идиотки, убьетесь, если на что налетите!.. Алё! Фея! Ласточка!.. Стойте, тпру, дряни паршивые!.. Ну что еще! Стоять, вам говорю!

В тот же момент обе лошади вдруг как вкопанные остановились в раскрытых воротах объездчикова двора. Но причиной тому был не голос графини. А маленький, выпрыгнувший откуда-то и тут же бросившийся прочь зверек! Паприкаш!

На лошадей такие неожиданности очень действуют. И на сей раз подобная впечатлительность оказалась как нельзя кстати.

Короче говоря, в воротах лошади пришли в себя. Сообразили, канальи, что, пожалуй, не стоит ломать себе шею из-за минутного помрачения разума.

Так что, когда они ворвались с коляской во двор объездчика, им уже оставалось совсем немного, чтобы утихомириться и, замедляя скорость, спокойно развернуться во дворе.

Общеизвестна способность неврастенических дам полностью подпадать под власть своего настроения. Если они расслаблены, то уж так, что еле-еле душа в теле; если настойчивы, то эта настойчивость переходит в маниакальность; если трусливы, то собственной тени боятся; если смелы, то…

Словом, молодую графиню уже невозможно было узнать. За какие-то пять минут плаксивое, нервическое существо превратилось в бесстрашную амазонку со сверкающим взором!

Спрыгнув с коляски, она подобрала запутавшиеся вожжи, схватила кнут.

И сказала себе: где-то там, на дороге, лежит в крови человек, ее кучер, пострадавший из-за нее. Может, он там умирает уже; надо сию же минуту мчаться к нему на помощь. Это сейчас самое главное ее дело.

И такова была собранность и решимость графини, что она даже вспомнила первую заповедь любого лошадника: если ты имеешь дело с капризным животным, то в первую очередь укроти его, отбей желание своевольничать, иначе командовать им будешь не ты, а его собственные капризы и прихоти.

Графиня вскочила на облучок и повернула упряжку в угол двора, откуда не было выхода, нельзя было броситься ни вперед, ни в сторону. И там изо всех сил врезала лошадям кнутом. Да еще вожжи при этом дернула. Лошади аж присели, потом взвились на дыбы, но в конце концов пришлось им смириться. Однако влетело им основательно!

Конечно же, жестокая и мучительная это процедура. Но с такими закормленными, застоявшимися животными нельзя ласково обращаться, это лишь к безобразиям приведет, а то, пожалуй, и к катастрофе.

Графиня раз пять повторила свою экзекуцию. И даже нежный ее, мелодичный голос стал иным, когда она лошадей поучала.