Читать «Писательские дачи. Рисунки по памяти» онлайн - страница 6

11 января 53 г.

Какая же сволочь Аверина! Когда меня сегодня вызвали по физике и я просила ее подсказать, то она сделала удивленное лицо и показала, что ничего не знает. Однако, когда этот же вопрос задали ей, то она ответила. Вот образец человека, который думает ТОЛЬКО о себе, а на других ей наплевать. И с такой психологией она собирается вступать в жизнь!

14 января 1953 г.

Газеты полны жутких сообщений. Оказывается, в наших больницах действовали врачи убийцы! Они отравили Жданова и Щербакова! Среди отравителей и шпионов — самые знаменитые профессора. Они арестованы и во всем признались. Профессор Шерешевский, отец нашей англичанки Надежды, тоже арестован. Я его видела на концерте в Доме ученых — никогда бы не подумала. Ужас. Странно, что Любаша не увольняет Надежду.

Всё это очень плохо еще по одной причине…

Вчера на родительском собрании мать Ирки Орестовой села с моей мамой за одну парту и начала рассказывать, как ее соседи по квартире, евреи, хотели отравить ее сына. Мама молча пересела за другую парту. Та догадалась и говорит: «Ах, извините!»

20 января 53 г.

Сегодня шли из школы со Светкой Чеботаревой и встретили брата Наташки Авериной, Мишку. И он начал радостно рассказывать, как у них в 69-й школе избивают мальчишек-жидов.

В нашей школе такого нет. Любаша даже англичанку не уволила. Вообще, мы здесь за нашей директоршей как за каменной стеной, но это пока мы в школе, а потом? Скоро ведь в институт поступать. Куда меня возьмут только!

В те дни

…Со всех домов смотрели его портреты в траурном обрамлении. При одном взгляде на эти черные рамки и ленты — невозможно было удержать рыдания. Душу и тело сотрясала чудовищная непостижимость события.

Что теперь будет?! Как же мы будем — без него?! Без Сталина?!

Уроков, конечно, не было. Плачущие учителя ходили по коридорам и не делали нам замечаний. Какие замечания, когда случилось такое!

Я вошла в класс и рухнула на свою парту — вторую в среднем ряду, с моими именем и фамилией, выцарапанными бритвой на внутренней стороне откидной крышки. Хоть за что-то уцепиться в этом кораблекрушении!

Всех созвали на траурную линейку.

Мы выстроились на втором этаже в две шеренги — восьмые, девятые и десятые. Шеренги колыхались от рыданий. У стены стояли заплаканные, не похожие на себя учителя. Над их головами висели портреты писателей-классиков с такими лицами, словно и они разделяли нашу скорбь. В глазах Чернышевского застыл вопрос: «Что делать?»