Читать «Крепостные королевны» онлайн - страница 16

Когда они кончили песню, барин уже стоял на самой нижней ступеньке лестницы и глядел на Дуню. Не просто глядел, а через какие-то стёклышки, держа их возле самых глаз. И при этом улыбался и повторял непонятное слово:

— Шарман!.. Шарман!.. Шарман!..

Глава шестая. Медовые пряники

Они спели и «Во лузях», и «Ах вы, сени, мои сени», и ещё много разных песен. Уж чего-чего, а песен у белеховских девушек — целые короба. Знали их без счёта!

Барин же приезжий сошёл с террасы в сад. По его лицу было видно, что нравится ему и пение, и пляски, а больше всех Дуня с лазоревой лентой в тёмной косе.

Подойдя к девушкам, он опять приложил к глазам стёклышки на длинной золотой палочке и спросил, посмеиваясь:

— Так кто же в Белехове всех лучше поёт и пляшет? Уж не эта ли вострушка? — и кивнул на Дуню.

Все девушки загалдели:

— Она, она…

— Дуня Чекунова!

— Не робей, Дуняша, спой нашу любимую…

— Про звёздочку спой, Дуня…

— Лучше про ночку тёмную… Не стыдись, спой…

Дуня не стыдилась и не робела, долго упрашивать себя не заставила.

Почему же не спеть? Пусть послушают новую песню, которую ветер принёс к ним сюда, в Белехово. А проще говоря, барышнина горничная Любаша недавно им спела, ну, когда из Москвы приехала. Любаша пела песню, а Дуня слушала да и запомнила всю — от словечка до словечка.

Отойдя в сторонку, Дуня прислонилась к берёзе, которая росла близ дома, опустила вниз обе руки, чуть вскинула голову, помолчала и запела:

Ах! Когда б я прежде знала, Что любовь родит беды, Веселясь бы не встречала Я полуночной звезды…

Всё больше и больше удивлялся Фёдор Фёдорович Дуне — этой простой деревенской девочке. Откуда это у неё? Удивлялся он не только чистоте её высокого звонкого голоса, но и тому, с какой полной беззаветностью отдаёт всю себя песне.

А эту песенку откуда она знает? Ведь совсем недавно стали её петь московские барышни. Но до чего же правильно ведёт мелодию! И слова запомнила, ничего не спутала.

Дуня, спев одну песню, тут же начинала петь другую. И снова плясала. И опять пела — и чем дальше, тем охотнее. Радостно было у неё на сердце, что все слушают её песни, что всем нравятся её пляски.

Дворовые со всего господского дома столпились возле забора, чтобы послушать Дунино пение. Даже повар, дородный старик Савельич, утирая потный лоб, пришёл из кухни.

Потом — уж куда больше! — сама барышня Евдокия Степановна вышла из-за стола. Придерживая на груди голубенький платочек, спустилась в сад. Подошла к Дуне. Спросила её:

— Так тебя Дуней звать?

— Вестимо, Дуней, — с весёлой усмешкой ответила Дуняша.

И вдруг они как-то сразу, обе вместе, вспомнили ту давнишнюю встречу в малиновых кустах, когда были они семилетними девчонками.

Дуня вспомнила, как испугалась барышня, когда она придумала, будто волк из леса бежит, а испугавшись, ревмя ревела. И стегал же её отец вожжами, узнав, как она барышню перепугала… Вспомнив об этом, Дуня улыбнулась и слегка порозовела.