Читать «Жизнь и смерть Джона Леннона» онлайн - страница 25
Мэлор Георгиевич Стуруа
И вот Леннон превратился в «кормящего отца». Эта не было блажью обезумевшего от счастья родителя или, во всяком случае, не только блажью. Применительно к Леннону выражение «кормящий отец» следовало воспринимать без кавычек, фигурально. В течение пяти лет — с рождения сына и почти до самой смерти — Леннон полностью отошел от всяких дел. Он нянчил ребенка, сам выпекал хлеб, делал собственноручно всю домашнюю, так называемую женскую работу. «Меня иногда спрашивали: «Хорошо, но чем вы еще (выделено Ленноном. — М. С.) занимаетесь?» — «Вы что, шутите? — отвечал я. — Дети и хлеб насущный — это вам подтвердит любая домохозяйка — требуют полной отдачи, а не работы На полставки. Приготовив обед, я чувствовал себя каким-то завоевателем и, глядя, как его уничтожали, думал про себя: господи Иисусе, разве я не заслуживаю золотого диска или звания пэра?»
Джон и Йоко поменялись местами. Пока Джон ходил за сыном, гладил белье и стряпал еду, Йоко вела все его дела, руководила граммофонными и издательскими компаниями «Эппл» и «Маклин», занималась помещением капитала и приобретением недвижимости, участвовала в скотоводческих торгах и в совещаниях с юристами… «Коровы много честнее юристов. Они дают молоко и мясо. А юристы загребают деньги и лакомятся лососиной за круглым столом в ресторане отеля «Плаза», — шутил Леннон.
Леннон не мог отказаться от своего богатства и одновременно не хотел вплотную соприкасаться с ним. Кроме того, Джон считал, что замаливает грехи перед слабым полом, к которому он раньше относился, говоря его же словами, как к «туалетной бумаге». Леннон утверждал, что нельзя искренне проповедовать, и тем более исповедовать, равноправие полов, не побывав долгое время в «шкуре женщины». К тому же, напоминали фрейдисты, детство самого Леннона прошло без отца, бросившего его чуть ли не со дня рождения. Так что сын замаливал не только свои грехи, по и отцовские. Однако и это тоже, по-моему, попахивало нехлюдовщиной.
Главное, как мне кажется, было в другом — Леннон бежал от внешнего мира в надежде обрести внутреннюю свободу, бежал от жестокой действительности, отчаявшись изменить ее к лучшему «революцией цветов», бежал, утомленный нанятостью перед одними и ангажированностью перед другими, бежал от тяжелых обязательств вожака своего поколения и от еще более тяжелой любви своих последователей, от обязанности кому-то служить, а кому-то прислуживать, от угрозы вновь превратиться в «битлза», впрягшись в ярмо пифагорейского круга.
А Шон, маленький Шон, был словно соломинка, связывавшая его с жизнью и одновременно скрашивавшая отказ от нее. И, кто знает, быть может, Леннон предчувствовал, что недолго придется ему пить счастье отцовства через эту соломинку и поэтому пытался вместить в годы десятилетия любви, не разлучаться ни на минуту перед неизбежной разлукой навеки…
