Читать «Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953» онлайн - страница 97

Ельнинское наступление было первым из нескольких сложных операций Красной Армии в Смоленской области летом 1941 г. Сам город был сдан немцам в середине июля, однако на подступах к нему продолжали вестись яростные бои. Советские войска знали, что в случае поражения для немцев будет открыта дорога на Москву, проходившая менее чем в 320 километрах от Смоленска. Тем не менее, под Смоленском оборонительные бои не велись: стратегия Ставки была наступательной и имела форму многочисленных контрударов, контратак и контрнаступлений – таких, как под Ельней. Впоследствии эта стратегия подвергалась критике, но она принесла свои плоды. Немцев задержали под Смоленском на два месяца, и перенесенные бойцами вермахта трудности убедили Гитлера отсрочить наступление на Москву и отвести войска к целям, которые казались более легкодостижимыми – к Ленинграду на севере и Киеву на юге. То, что группа армий «Центр» была остановлена, а местами и отброшена назад, также имело большое психологическое значение для Красной Армии. Однако цена этих достижений была очень велика. Жуков, например, потерял в ходе Ельнинской операции треть своей стотысячной армии, и когда в конце сентября немцы снова развернули наступление на Москву, Красная Армия была не в состоянии удержать территории, с таким большим трудом отвоеванные несколько недель назад72. Общие потери Красной Армии в двухмесячных боях под Смоленском составили около полумиллиона погибших и еще четверти миллиона раненых73.

На других участках Восточного фронта летом 1941 г. наступательные операции советских войск прошли по тому же сценарию: ценой больших потерь они позволили задержать продвижение немцев. Эта стратегия неоднократно подвергалась критике. Основным ее положением всегда было то, что оборонительные бои были бы более эффективными и менее затратными, и что своевременно отступить было бы разумнее, чем отстаивать позиции до последнего бойца. Особенно резкая критика была направлена против Сталина, которому приписывали саму идею наступления лета 1941 г. Однако доктрина наступательных боев была придумана далеко не самим Сталиным: она была частью стратегической традиции и военной культуры Красной Армии. Сталин с готовностью принял эти традиции и стиль ведения боевых действий – отчасти потому, что они хорошо сочетались с его политикой и идеологией. Сталин был в первую очередь волюнтаристом – он верил в преобразующую силу человеческой воли и решимости. Военные цели, которые он ставил перед Красной Армией, были не менее трудными и амбициозными, чем те экономические и политические цели, достижения которых он требовал от своих экономистов и партийных работников. «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять»: этот партийный лозунг был очень близок Сталину, он часто повторял слова о том, что когда определена правильная политика (а определял ее обычно он сам), организация и кадры «решают все». К сожалению, военные командиры Сталина не чаще оправдывали его завышенные ожидания, чем его экономические или политические кадры. Как писал Дэвид Гланц, «Ставка сильно заблуждалась относительно возможностей советской армии и возможностей вермахта… она изначально переоценивала первые и недооценивала вторые. Как следствие, она ставила перед своими вооруженными силами невыполнимые задачи; результаты были предсказуемо катастрофическими… Ошибочное представление Ставки о том, чего могут добиться советские вооруженные силы, привело к еще более сокрушительным поражениям»74.