Читать «Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953» онлайн - страница 88

Реакция Сталина на нападение Германии

О реакции Сталина на начало операции «Барбаросса» ходит легенда, что он был удивлен и шокирован нападением Германии, отказывался верить, что это происходит на самом деле, и впал в депрессию, из которой не мог выйти до тех пор, пока его не вынудили к этому соратники по Политбюро. Эта легенда, как и многие другие легенды о Сталине, получила распространение после закрытого доклада Хрущева на XX съезде партии в 1956 г.: «Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных неудач и поражений на фронте Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей, произнесенных в те дни, он сказал: “Все, что создал Ленин, мы потеряли навсегда”. После этого, в течение долгого времени Сталин фактически не руководил военными действиями, прекратив делать что-либо вообще. Он вернулся к активному руководству только после того, как несколько членов Политбюро посетили его и сказали, что необходимо немедленно предпринять определенные шаги, чтобы улучшить положение на фронте»18.

Хрущев, который был в Киеве, когда началась война, более подробно писал об этом в своих мемуарах, сообщая, что, по словам Берии, Сталин в какой-то момент вообще отказался от руководства и в отчаянии уехал на свою дачу19.

Еще одну версию этой истории предлагает в своих мемуарах Анастас Микоян, бывший при Сталине наркомом торговли. По словам Микояна, члены Политбюро ездили на дачу к Сталину и сообщили скрывшемуся там руководителю, что решили создать государственный комитет обороны и хотят, чтобы Сталин его возглавил. Инициаторами этого были Берия и Молотов, пишет Микоян20. Впрочем, как возражают Рой и Жорес Медведевы, это маловероятно. Молотов и Берия принадлежали к числу наиболее покорных Сталину приближенных21. Имеется также свидетельство Якова Чадаева, который поддерживает версию Микояна о том, что члены Политбюро во главе с Молотовым ездили на дачу к Сталину и просили его вернуться к работе. Впрочем, Чадаев не был очевидцем этого события и узнал о нем из вторых рук. По воспоминаниям самого Чадаева о состоянии Сталина в первые дни войны, создается впечатление, что поведение советского вождя было крайне противоречивым: с одной стороны, он был сильным и решительным; с другой – сдержанным и неуверенным22. Кроме того, в интервью в 1982 г. Чадаев в ответ на вопрос о поведении Сталина в первые месяцы войны утверждал следующее: «Я уже отмечал, что в дни кризисных, даже критических ситуаций на фронте Сталин в целом неплохо владел собой, проявляя уверенность, спокойствие и демонстрируя огромную работоспособность»23. Среди других воспоминаний – ответ Молотова, данный им на вопрос об истории на сталинской даче: «Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было. Растерялся – нельзя сказать, переживал – да, но не показывал наружу. Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал – нелепо. Но его изображают не таким, каким он был… Все эти дни и ночи, он, как всегда, работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо»24. По словам Жукова, «И.В. Сталин был волевой человек и, как говорится, не из трусливого десятка. Несколько подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года: рухнула его убежденность в том, что войны удастся избежать. После 22 июня 1941 года, почти на протяжении всей войны, И.В. Сталин твердо управлял страной, вооруженной борьбой и международными делами»25. Еще один член Политбюро, Лазарь Каганович, на вопрос о том, потерял ли Сталин самообладание, когда началась война, ответил: «Ложь!»26 Молотов и Каганович были преданными сторонниками Сталина, в то время как Хрущев и Микоян были ренегатами, которые в 1950-е гг. возглавляли антисталинскую оппозицию. Жуков после войны стал жертвой сталинских чисток, но в 1957 г. поссорился с Хрущевым и в результате получил от Хрущева свою порцию обвинений в связи с действиями во время войны.