Читать «Отсюда - туда» онлайн - страница 71

Нина Сергеевна Литвинец

— Мы знаем, — сказал я, — помним.

Перкинс принес несколько гроздей бузины и подавил ягоды. Кашица сильно пахла. Перкинс вылизал ее. Выпили. Кашица издавала сладкий запах. Я лизнул. Мы продолжали пить, а Итальянец с девушкой тем временем ушли в дом. Когда они заперлись, я встал, прижался лицом к окну и заглянул в комнату.

На следующий день работал с клиентами. Все шло гладко. В шесть я в последний раз был в переходе. Играли куранты. Мне прямо хотелось танцевать под них. Было страшно. Я быстро вошел в туалет. За планкой осталось всего несколько пакетиков. Один я вскрыл и понюхал. Потом сосчитал деньги, денег было много, но настроение мое не улучшилось.

Нет, думал я, умирать не хочется, но смерть привязчива. Она меня не отпустит.

В городе было так пусто, что я подумал, что день воскресный. Потом увидел часы на лавке часовщика с указанием дней недели и понял, что еще будни. Купил газету, но тут же и бросил ее рядом с киоском. Пошел в «Баию» — вроде затем, чтобы взять какую-то забытую вещь. Но я ничего не забыл. На кровати лежала записка. Предупреждение насчет квартплаты. Я попытался улыбнуться, но улыбки не получилось. Вышел из дому.

Когда я пришел к Итальянцу, Перкинс уже лежал в забытьи на диване. Говорить он почти не мог. Я потрогал его лицо. Как тяжелы черты лица спящего. Развязал косынку. Вот она, косынка Перкинса.

— Да пусть, — сказал Итальянец с порога, — мне он не мешает.

Я попытался потихоньку говорить с Перкинсом, но он меня не слышал. Поцеловал его. Итальянец засмеялся.

— Держался бы девиц, это вернее, — сказал он.

— У тебя только одно на уме, — сказал я, — ничего другого ты не понимаешь.

Потом мы сидели вдвоем перед бараком и пили. Итальянец рассказывал о женщинах, которых знавал. Я слушал, вернее, заставлял себя слушать. Несколько раз чуть было не отвлекся, но все-таки продолжал слушать дальше.

— У тебя есть дети? — спросил я Итальянца.

— Да, у меня сын, бог знает где он.

Потом — Итальянец был уже пьян — он вынес из дому фонарь и осветил все вокруг. Тут только я заметил, какая огромная и черная вокруг была ночь и как мы были в ней бесприютны.

— Видишь, — сказал я Итальянцу и показал рукой в темноту. Огромное пространство. И ничего в нем не было. Как мальчик играл на флейте, ни на кого не обращая внимания. Это было прекрасно. Человек всегда одинок. — Видишь, ничего нет, — сказал я Итальянцу, но он не слушал. Он насвистывал что-то, подливал мне. От его небрежности стакан переполнился, и вино побежало на стол, и дерево стало жадно впитывать его. Я смотрел, как медленно увеличивалось пятно. Итальянец выпил и снова заговорил.

Я поднимался по лестнице «Баии». Какая-то собака смотрела на меня. Собака с Шоттерского озера. Стояла на площадке под лампой. Я позвал ее. Тогда она убежала.

В комнате я бросил деньги на пол. Достал другие из шкафа и бросил их туда же. Я валялся на деньгах, а поскольку плохо их чувствовал, то разделся и, смеясь, стал снова валяться.

На другой день, когда поехал в «Стальной шлем», я все еще был не в себе. День был свеж, деревья и листья скрючились в стылом серебре воздуха. Это мне нравилось, потому что казалось, что и у меня руки из стекла, что я легок и прозрачен, как фонтанная струя. Листья хрустели и потрескивали, когда я сидел в саду за столом. Запах лета все еще держался. Я чувствовал всего себя, живого, и когда касался стакана, стоявшего передо мной, и когда касался стола, который был весь в царапинах и с облупленной краской.