Читать «Сожженный роман» онлайн - страница 37

Слухи из Москвы перебежали в Подмосковье, где терялись за изгородями и огородами, и переносились поездами дальнего следования в заповедные места России, на Урал и в Забайкалье, и еще дальше в глубь Сибири и где-то тонули в ее лесах и снегах. А затем переносились издалека обратно в Москву, уже в растерянном и растрепанном виде, как нечто неясное и зыбкое, еще не связанное в легенду и не оплотнившееся в быль: что за человек на стене? кто?

Его имя не произносилось.

Однако как-то само собой постепенно пробивалась в умах молва, что на Кремлевской стене гулял ни кто иной, как С а м.

Имя Самого еще тогда прозвучать не могло, как явно неподходящее для такого дела, одним своим звучанием разрушающее почву суеверия и умственной мглы.

Имя Самого обозначало ясность и определенность, а никак не такое темное и туманное событие, о котором повествовала молва.

Но одно в этой глухой молве обрело устойчивость, а именно то, что бродил по Кремлевской стене все же ни кто иной, как С а м.

Этот «С а м», бродивший по стене, проник в сознание и весьма окреп и осел, как завязь легенды. И тогда уже легко возник тот первый повод к ее объяснению, откуда и пошел слух о человеке на Кремлевской стене.

Говорили, — будто часовые у внутренней стены Кремля как-то в полночь приметили издалека человека, проходившего меж башен по стене, как раз по той стене, которая тянется вдоль Москвы-реки. Шел он медленно, не таясь, и смотрел на светящиеся окна кремлевских дворцов. Часовые дали сигнал. Ближайшие подбежали к месту, где О н шел. Но человека на стене не нашлось.

Привиделся.

Кто из часовых увидел Его первым, дознаться не смогли. Как будто не то двое, не то трое сразу. Такое «сразу» в жизни бывает: ошибка зрения.

Но и на следующий день на Кремлевской стене заполночь, уже в другом месте, возник вдалеке тот же самый человек и на этот раз, как-то само собой его имя было шопотом произнесено:

Ленин!

Так оно и пошло:

по Кремлевской стене в полночь гуляет покойный Ленин.

Быть может, этого хотело сознание тех, в ком Ленин жил: оно не соглашалось на его смерть. Быть может, этого хотела непостижимая душа народа, рождающая легенды о том, кого она вечно чает и вечно теряет. Быть может, здесь проявился неведомый науке закон: рождать и оживлять воображением то, что ушло, не стало достопамятным в истории — стало быть.