Читать «Яблоки на асфальте» онлайн - страница 36

Элеонора Сергеевна Долгилевич

— Доброе утро, Максимыч.

— Здравствуйте. Располагайтесь. Мы тут с весны моционимся-плаваем… А вы всё в работах да заботах?

— Уже в отпуске. Первый день.

— Поздравляю. Скоро и подружки ваши явятся. Спят. Живут здесь, близко, вот и не торопятся. А вы всё так же, маршрутками?

— Зато раньше всех. Водила реактивный с утра попался. Бабуля ему: «Да остановите, просила! Я далеко пробираюсь, с заднего прохода!» Шофёр ей весело: «И как тебе, мать, удалось вылезти оттуда? Не обижайся — я же довёз». — «Та довёз».

Серьёзный Максимыч охотно смеётся.

Подошёл старый катерок-лапоть за «беженцами»-дачниками, причалил, выбросил язык-кладочку на песок — поднимайтесь.

— Максимыч, а вы и сегодня будете считать?

— А то как же, стареющую память надо тренировать. Как и тело.

Он начал арифметить, а я поспешила к воде. Ледяным перцем обожгло и толкнуло в сердце. Отвыкла за год. Вышла, походила.

Снова вошла, волна приняла меня и бережно понесла-покачала. Всегда не умела плавать. Но как-то зимой стала Волга сниться: захожу в воду, ложусь на волны и легко плыву. Правой, левой рукой… по дивану. Пришло лето. Я к Волге. И точно — поплыла. Благодарила и радовалась. Как сейчас.

В голубом просторе неба вдали маленькие облачка. Глаза их видят, и не надо напрягаться. Недалеко чайки планируют, носятся между небом и водой… Зелёная длинная полоса леса над светлым песочным пробором противоположного берега… глаза отдыхают, любуясь ими.

Волна плеснула в лицо. Ещё раз… Мягко. Мокро. Приятно…

«Прости меня, Волга-матушка, что забыла о тебе, забыла — какая ты… Знаю, только ты, волглая, нежная, погладишь, пожалеешь меня. Освежишь, отогреешь, придашь силёнок тянуть ещё, чтобы ноги не протянуть. Ты слышишь меня, гладишь исцеляющей, живительной мокрой ладошкой по утомлённым глазам, лицу… И смертная извечная сухость захлёбывается, тонет и уходит на дно твоё».

Ныряю, выныриваю из воды… «Какое благо от тебя!» Свежо. Пахнет. Над головой чайка сиганула с рыбёшкой. Подруги за ней стремятся, она — от них. Перекатываются в прозрачных волнах воздуха, весёлка свой улов не ест, ловко увёртывается… Да они играют!.. Им, как и мне, хорошо.

Но в отличие от них на мне нет тёпленьких перьев, м-мёрзну… Поворачиваю, волна быстро и косо несёт меня к берегу. Здесь вода теплее.

Песок. Мокрый, тугой, прохладный. Дальше сыпучий, тёплый. Греет ноги. Руки кладу на голову, потягиваюсь, поднимаю лицо к солнцу. Оно целует лоб, щёки, губы. Глаза влажно теплеют под согретыми веками. Вот оно — блаженство…

Повернуться спиной, повертеть талией-корпусом вокруг талии, помахать руками, как пропеллером… дыр-дыр-дыр-рр… и Карлсоном в бикинях взлететь ввысь, чуть спуститься и подрыгать голыми ногами над Максимычем, тоже чуть-чуть. Этот правильный отставной эфэсбэшник вместе с сознанием потеряет-таки бдительную готовность.

Нет, он хороший. Не буду. Руки на затылок, выпрямиться, подставиться. Солнце тихо накрывает лёгким, невесомым теплом. Расслабляет. Слушаю себя… Надо же — не только рабочая лошадь. Загнанная. Но… и женщина. Оттаявшая. Мокрая. Живая.